Научитесь говорить ребенку «нет» и «нельзя» - Елена Борисовна Кулева

родов. После появления ребенка к двум социальным ролям, жены и подруги, добавляется третья – матери. Соответственно, мужчины, кроме ролей мужа и друга, осваивают роль отца. Крайне сложно найти внутренний баланс между разными моделями поведения.

С послеродовой депрессией сталкивается практически каждая женщина. Спектр проявления депрессии может быть достаточно широким: от слезливости, нарушений сна, ощущения беспомощности до послеродового психоза с галлюцинациями и попытками суицида. Если матери хватает личного запаса прочности, она справляется самостоятельно. Если нет – требуется помощь специалиста. Сеансы у психолога предпочтительнее медикаментозного лечения. Естественно, если речь не о послеродовом психозе. Во-первых, таблетки не всегда сочетаются с грудным вскармливанием. Во-вторых, они только заглушают вскрывшуюся проблему. Следовательно, после окончания курса лекарств она может снова актуализироваться либо будет напоминать о себе в других ситуациях. Осознание проблемы, ее проработка дадут возможность женщине стать более гибкой и устойчивой. Она получит опыт, который сможет использовать на протяжении всей жизни.

Что же такое запас психологической прочности? Это тот опыт, который мы выносим из своей родительской семьи. Он касается отношения к себе, самооценки, ощущения себя мужчиной или женщиной, способности доверять. Также из родительской семьи мы выносим способность договариваться с партнером, понимать его или ее, заявлять о своих потребностях. Именно на модели поведения отца, матери или лиц, их за меняющих, мы строим коммуникацию с обществом. В семье закладываются «идеологические» основы личности: отношение к жизни и смерти, самопознание и пр.

Конечно, не бывает идеального запаса прочности, у каждого он свой. В том случае, когда его не хватает, чтобы пережить рождение ребенка, возникают невротические проблемы. Они могут возникнуть и позже, на различных этапах взросления и воспитания малыша. Как понять, что человек находится в неврозе? Основной показатель – иррациональность переживаний. Когда мы плачем, потому что порезали палец или нам сообщили о несчастье, коснувшемся кого-либо из близких, – это нормально. Когда мы рыдаем из-за экологических проблем или глобального потепления – это уже симптом. Клиентка рассказывает: «У меня все хорошо. Ребенок здоров. Мне помогают мама, няня и муж. Но я нахожусь в состоянии постоянного беспокойства и раздражения, мне постоянно хочется плакать, хотя для этого нет никаких объективных причин».

Пример из практики: ко мне обращалась клиентка с проблемой физического насилия в семье. Она была жертвой сексуальных домогательств со стороны своего отца. Как следствие – полное неприятие мужчин и собственной сексуальности. Мы отработали, как мне казалось, эту проблему. Она вышла замуж, родила ребенка. И позвонила мне вскоре после родов с жалобами на агрессию, испытываемую к младенцу. Также она жаловалась на то, что малыш срыгивал не только ее молоко, но и искусственные смеси. Он не набирал вес, и его собирались переводить на кормление при помощи зонда. Во время проработки проблемы выяснилось, что опыт пережитого насилия ставил запрет на чувственный контакт с ребенком. Кормление и телесный контакт с ним носят ярко выраженный эротический характер. Но он другого рода: это ситуация, подобная той, когда мать телом закрывает дитя от внешней угрозы. После того как клиентка осознала проблему, ребенок стал брать грудь. Со вторым малышом подобных сложностей не возникало.

ПРИТЧА «СМЫСЛ ГОРЬКОЙ ДЫНИ»

У одного вельможи был очень преданный слуга. Однажды господин дал ему половину дыни, которая после надреза выглядела очень спелой и аппетитной. Слуга съел кусок, затем еще и еще, пока не съел все. Вельможа удивился, что слуга не оставил ему ничего. Тогда он взял оставшийся кусок дыни, попробовал его и нашел, что она чрезвычайно горькая и несъедобная.

– Она же совсем горькая! Разве ты не находишь? – спросил вельможа слугу.

– Да, мой господин, – ответил слуга, – она была горькой и невкусной, но я обрел в твоих руках такую сладкую жизнь, что горькая дыня не показалась мне достойной упоминания.

Наши дети действительно многие вещи впитывают «с молоком матери», не важно, горькое оно или нет. Часто мы не можем повлиять на его вкус. Но иногда можем попытаться. Часто родители, в частности мама, осознают, что у них есть невротические проблемы. Как правило, сами они не проходят. В этом случае стоит все же обратиться к специалисту, от этого выиграют все члены семьи.

2.6. Родители – прокуроры и адвокаты собственных детей

Одна из самых больших неприятностей, которые нас подстерегают в лесу, – встреча с медведицей и ее потомством. В целом медведи демонстрируют агрессивное поведение по отношению к человеку нечасто, как правило, из-за голода или нашей агрессии. И только в одном случае, когда медведица защищает своих малышей даже от виртуальной угрозы со стороны человека, она становится смертельно опасной.

Некоторые родители точно так же ведут себя по отношению к внешнему миру. Если их детей ругают или в чем-то обвиняют, они кидаются на обидчиков, не разбираясь, кто прав, кто виноват. Демонстрирующий агрессивное поведение к их отпрыску виноват априори. Другие, наоборот, действуют по принципу: «Бей своих, чтобы чужие боялись». Это значит, что при конфликтах они стремятся в первую очередь выяснить степень ответственности своего ребенка за происходящее. В этом случае чаще всего они находят, что именно их чадо было неправо. У малыша возникает чувство глубокой уязвленности, незащищенности. Более того, взрослые дети справедливых родителей жалуются, что в детстве их никогда не защищали. Этим они оправдывают свое неумение противостоять открытой агрессии: «Когда меня в чем-то обвиняют, я сразу теряюсь и действительно чувствую себя виноватым».

Мой профессиональный опыт показывает, что прокурорская или адвокатская позиция родителей зависит от того, как они определяют место детей в своей жизни. Когда мать или отец воспринимают ребенка просто как часть себя, они чаще становятся прокурором. Если отношения с отцом не заладились, у матери дополнительно усиливается чувство вины за то, что она выбрала для своего чада недостойного папу. Все неприятности, происходящие с сыном или дочерью, списываются на то, что он (она) пошел в своего отца: «Я развелась с ним, но никогда не смогу развестись с тобой. Вся в папочку: те же ужимки и гримасы». В этот момент маленький человек чувствует себя уязвленным вдвойне: он не может иметь другого отца.

Когда ребенка не защищают, он, взрослея, становится более свободным от традиций родительской семьи и точно знает, как поступать не надо. Ему предоставляется возможность переписать историю семьи, но неизвестно, как он сумеет распорядиться своей свободой.

Мы превращаемся в мощнейших адвокатов в тех случаях, когда видим в ребенке ласточку бессмертия: «Когда меня не будет, через десятки лет в ком-то будут жить моя улыбка, мои