Лекарь Империи 6 - Александр Лиманский

— Состояние неприятное, согласитесь. Лежать так можно долго. Неделю. Месяц. Может, даже дольше. Медицина сейчас творит чудеса, мы можем поддерживать жизнь в этом теле годами. Но это, как мне кажется, довольно скучно. Поэтому я хочу сыграть с вами в игру.

Слово «игру» прозвучало как спасительный колокол. Мкртчян вслушивался, цепляясь за него, как утопающий за соломинку. Деньги? Он даст ему любые деньги. Власть? Связи? Он отдаст все, лишь бы выбраться из этой проклятой неподвижной тюрьмы.

Разумовский, удовлетворенный его безмолвной капитуляцией, подошел к стойке с капельницами. Мкртчян не мог видеть, что именно он делает — мешал угол обзора — но он слышал тихие щелчки пластиковых коннекторов и шелест трубок. Каждое это действие отзывалось в его напряженном сознании зловещим эхом.

— Я сейчас временно верну вам контроль над лицевыми мышцами и голосовыми связками, — произнес лекарь тем же спокойным, деловым тоном. — Сможете говорить. Правда, ненадолго — минут на пятнадцать. Потом эффект закончится, и вы снова станете камнем. Цените это время.

«Вернет контроль? Говорить? — мысли Мкртчяна заметались, цепляясь за эти слова. — Неужели это правда? Пятнадцать минут… это шанс! Шанс позвать на помощь, докричаться до кого-нибудь в коридоре, до медсестры, до санитара!»

Надежда, почти угасшая, вспыхнула в нем с новой, отчаянной силой. Но лекарь, словно читая его мысли, тут же потушил этот огонек.

— Сейчас мы с вами поговорим, — продолжил он, возвращаясь к кровати. — О многом. О вашей болезни. О необходимом лечении. И, конечно, об Ашоте Мурадяне — вон он, кстати, на соседней койке. Помните такого?

Разумовский небрежно кивнул в сторону Ашота.

Мкртчян перевел на него взгляд, и его короткая, яркая надежда мгновенно сменилась холодным, липким осознанием. Он не даст мне позвать на помощь. Это не освобождение. Это просто другой вид пытки.

Лекарь подошел и ловко ввел содержимое шприца в порт венозного катетера на его руке. Мкртчян ничего не почувствовал. Секунда, две, десять… Ничего. Может, он солгал? Может, это яд?

А потом началось. Легкое, почти щекотное покалывание в губах. Он попытался сжать их и почувствовал, как мышцы едва заметно, но откликнулись.

Затем он смог сглотнуть скопившуюся во рту слюну. Это ощущение, такое простое и обыденное, сейчас показалось ему настоящим чудом.

Через тридцать секунд его губы отчетливо дрогнули. Он попытался что-то сказать, но из горла вырвался лишь невнятный, хриплый сип. Но это был звук! Его звук!

Еще через полминуты он, собрав все остатки воли, смог наконец выдавить из себя слова.

— Что… что ты… со мной сделал… ублюдок?

Голос был чужим — хриплым, слабым, надломленным. Жалкое подобие его властного, привыкшего командовать баритона.

Он ощутил одновременно и пьянящий триумф от того, что снова может говорить, и всепоглощающую, бессильную ярость от того, насколько жалко он сейчас звучал.

Разумовский в ответ даже слегка приподнял бровь, словно искренне удивляясь такому вопросу. Эта реакция сделала его еще более зловещим.

— Я? — переспросил он. — Я вас лечу. Спас вашу жизнь дважды за последние два дня. Сначала от анафилактического шока, потом от разрыва почки. А сейчас пытаюсь вылечить от смертельного аутоиммунного заболевания. По-хорошему, вы должны быть мне благодарны.

— Ты… отравил меня! — прошипел Мкртчян, пытаясь вложить в свой слабый голос всю свою ненависть.

— Нет, — лекарь покачал головой с терпением наставника, объясняющего прописные истины неразумному ученику. — Вас отравила ваша собственная иммунная система. Это редкое заболевание, синдром Черджа-Стросс. Один случай на миллион. Вам просто очень не повезло.

Он встал и начал медленно прохаживаться по палате. Его голос изменился. Исчезла даже видимость врачебного участия, он стал холодным, отстраненным, как у следователя, зачитывающего материалы дела.

— Ашот Мурадян. Владелец небольшой шаурмичной в спальном квартале. Был должен вам некоторую сумму денег. Вы отдали приказ своим людям его «проучить». Ваши люди немного перестарались. В результате: тяжелая черепно-мозговая травма, множественные переломы ребер, ушиб легких и, как следствие, моторная афазия. Он больше никогда не сможет нормально говорить, Артур.

Мкртчян слушал, и его ярость начала медленно тонуть в подступающем, вязком страхе. Этот лекарь знал все. Абсолютно все.

— Я не… я не знаю никакого Мурадяна… — прохрипел Мкртчян. Это была рефлекторная, инстинктивная ложь, последняя попытка удержаться на ногах, когда земля уже ушла из-под них.

— Знаете, — спокойно перебил его лекарь, не дав закончить. Он полез в свой кейс и достал второй, заранее подготовленный шприц с прозрачной жидкостью. — И я знал, что вы будете отпираться. Это «Эгида-семь». Тот самый препарат, который вас парализовал. Один укол вот этой дозы — и вы снова немой камень на следующие восемь часов.

Он медленно покрутил шприц в пальцах, давая Мкртчяну рассмотреть тонкую иглу, отблеск света на стекле. Ужас возвращения в ту безмолвную, неподвижную тюрьму захлестнул его с новой силой. Нет… только не снова… не в эту тишину, не в этот саркофаг…

— Посмотрите на себя, — продолжил лекарь тихим, почти вкрадчивым голосом. — Вы полностью в моей власти. Я ввожу препарат — и вы замолкаете. Вы даже моргнуть не сможете, чтобы позвать на помощь. Я могу уйти и оставить вас так. Просто лежать.

Мкртчян с ненавистью смотрел на него, но в глубине его зрачков уже зарождался липкий страх. Лекарь говорил о вещах, которые он только что пережил, и от этого его слова становились еще реальнее.

— Конечно, со временем люди привыкнут, — Разумовский сделал вид, что размышляет. — Медсестры научатся понимать ваши моргания. Разработают для вас систему: «моргни один раз — да, два — нет». Ваш верный Арсен будет сидеть у кровати и задавать вопросы. Но на это уйдет время. День. Может, два. А ваша болезнь, синдром Черджа-Стросс, ждать не будет.

Он сделал шаг ближе, и его голос стал еще тише, почти интимным, как у лекаря, сообщающего плохие новости.

— За эти два дня, пока вы будете учиться общаться морганием, васкулит продолжит свою работу. Мелкие сосуды в вашем мозгу продолжат воспаляться и закупориваться. Это называется микроинсульт. Один, потом еще один. Сначала вы потеряете способность считать. Потом — узнавать лица. Потом — помнить собственное имя. И к тому моменту, когда вы наконец сможете «наморгать» Арсену, что вас нужно перевести в другую больницу, переводить будет уже некого. Только тело, которое мы будем кормить через трубку.

Каждое слово было как удар молота по его психике. Это был подробный, детализированный, медицински обоснованный сценарий его распада.