Лекарь Империи 6 - Александр Лиманский

Я удивленно поднял бровь. От него я ожидал чего угодно — упрека, циничной шутки, даже приказа написать объяснительную. Но точно не этого.

— Не хватило бы… как это сказать… хладнокровия, что ли, — закончил он, подбирая слова. — У меня бы нервы сдали. Или врезал бы ему, или просто лечил бы по протоколу, скрипя зубами. А ты нашел третий путь. Заставил его заплатить, не нарушив ни одного правила.

— Это не хладнокровие, — возразил я. — Это прагматизм. Нужно было восстановить баланс.

На самом деле, я и сам не знал, как это назвать.

— Баланс, — Шаповалов криво усмехнулся. — Знаешь, Разумовский, в нашем лекарском деле редко бывает баланс. Обычно мы просто спасаем. И хороших, и плохих. Святых и ублюдков. Одинаково. Без разбора.

— В идеальном мире — да. Но наш мир далек от идеала, — твердо ответил я.

— Это точно, — он тяжело вздохнул и по-отечески, но весомо, похлопал меня по плечу. — Ладно, не буду тебя задерживать. У меня еще операция до конца смены.

Он ушел, а я остался стоять в пустом коридоре, размышляя.

— Смотри-ка, двуногий становится местной легендой! — хихикнул Фырк, усаживаясь на мое плечо. — О тебе и так уже вся больница гудит. А скоро вообще о тебе байки в курилках рассказывать будут. «Жил-был лекарь Разумовский, который бандитов параличом лечил, а потом полицию вызывал». Звучит!'

— Так, не начинай, пушистый, — мысленно осадил я его. Я не хотел быть легендой. Я просто хотел делать свою работу. И иногда, как сегодня, она выходила далеко за пределы операционной.

Я шел в ординаторскую. Именно в этот момент мой телефон в кармане завибрировал. Номер был незнакомый, с владимирским кодом.

— Разумовский слушает.

— Илья? — голос на том конце был глубоким. Голос, который я уже слышал. Голос власти.

Аристократический, уверенный… Барон.

— Добрый вечер, господин барон. Чем могу помочь?

— Илья Григорьевич, я хотел бы лично пригласить вас на прием, который состоится на этих выходных, послезавтра. В моем поместье под Владимиром.

— Ого! — тут же присвистнул у меня в голове Фырк. — Сам барон звонит! Двуногий, да ты в высший свет пробился! Скоро будешь икру ложками жрать и о судьбах империи рассуждать! Не забудь своего верного фамильяра!

— Это большая честь, барон, но у меня дежурства, пациенты…

— Простите, что приглашаю так поздно, — мягко перебил он, не дав мне закончить вежливый отказ. — Но я только вчера вернулся из столицы. В общем, мы это уже обсуждали. И вы тогда дали согласие. Поэтому сейчас я вас торжественно и официально приглашаю.

— Это очень заманчивое приглашение, — я не пытался набить себе цену. Только просчитывал варианты.

— Еще какое. Не каждому оно доступно, — в голосе барона прозвучал намек. — Так вы придете? Будет небольшой прием, человек тридцать, в основном мои столичные гости. Неформальная обстановка. И, кроме того, мне бы хотелось обсудить с вами одно деликатное медицинское дело.

Ага. Вот оно.

Это не просто светский раут. Это замаскированная консультация. И если уж такой человек, как фон Штальберг, называет дело «деликатным», значит, оно либо очень сложное, либо очень постыдное. Либо и то, и другое вместе.

Профессиональное любопытство мгновенно взяло верх над осторожностью.

— Я приду, — решил я. — Во сколько быть?

— В семь вечера. Мой водитель заедет за вами, за полтора часа. Костюм у вас есть?

— Найду, — коротко ответил я.

— Отлично. И, Илья… — в его голосе на мгновение появилась почти дружелюбная нотка, — можете взять с собой спутницу, если желаете.

Он повесил трубку. Я несколько секунд смотрел на погасший экран телефона, переваривая информацию.

— Спутницу, значит, — Фырк, до этого молчавший, тут же оживился и почесал за ухом задней лапкой. — Ух ты! Вероника твоя будет в восторге! Прием у настоящего барона, — это же как попасть Золушке попасть на бал! Платья, кареты, лакеи!

— Или как попасть в змеиное гнездо, — отрезал я его восторги. — Барон не приглашает «просто так». Каждый его шаг — это ход в какой-то большой игре, правил которой я пока не знаю. И я не хочу втягивать в это Веронику.

— Параноик ты, двуногий, — фыркнул он. — Человек просто благодарен за свое спасение? Хочет тебя в общество ввести, отблагодарить.

* * *

Москва. Особняк на Остоженке. Кабинет на третьем этаже.

Воздух здесь был густым и тяжелым, пропитанным запахом старой кожи, дорогого табака и власти.

Глубокие тени прятались по углам, не решаясь подступить к единственному острову света — массивному дубовому столу, над которым висела тяжелая бронзовая люстра.

На столе была расстелена огромная, подробная карта Российской Империи.

Тяжелая фигура Христофора Наильевича Кагановича нависала над картой, словно коршун над добычей. Его мягкие, но цепкие пальцы медленно поглаживали полированное дерево.

Рядом с ним, прямой и неподвижный, как копье, застыл его личный помощник Михаил Степанович Бурцев — тощий, как жердь, мужчина с аскетичным, постным лицом, сложивший руки за спиной.

Он не смотрел на карту. Он смотрел на своего хозяина.

Третий участник совещания — Стриженов Никита Демидович, молодой, амбициозный чиновник из Министерства здравоохранения Империи — с энтузиазмом водил тонкой указкой по столичному региону.

— … таким образом, если мы установим полный контроль над этими тремя распределительными центрами Гильдии, — Стриженов уверенно ткнул указкой в три точки, обведенные красным, — мы фактически будем контролировать семьдесят процентов поставок всех магических и алхимических медикаментов в столичный регион. Это полный контроль над ценами, над доступностью… над всем.

— Это все прекрасно, Никита Демидович, — произнес Каганович, не отрывая взгляда от карты. Его голос был тихим, почти вкрадчивым, но от этого еще более весомым. Он потер чисто выбритый подбородок. — Тактические победы — это хорошо. Но у нас наметилась более серьезная, стратегическая проблема. Император.

Стриженов замер. Его рука с указкой застыла в воздухе.

Весь его показной энтузиазм мгновенно испарился, сменившись напряженным, почти испуганным вниманием. Он медленно опустил указку на стол. Бурцев за спиной Кагановича даже не шелохнулся.

Вопрос повис в бархатной тишине кабинета, тяжелый и холодный, как клинок гильотины.

— Александр Четвертый категорически не поддерживает наш законопроект, — произнес Стриженов, и его голос, до этого уверенный, стал на тон ниже.

— Хотя