Уйское пограничье. Книга 2. Станица Степная - Александр Смольников

– Давай, сынок, на вола садись, смотреть дорогу будешь!

Всё в этой жизни повторяется! Подошла Пелагеюшка с кринкой холодного молока да хлеба краюху принесла с яичками. Поцеловала, ласково глядючи в глаза любовью своей. Перекусил – и опять за работу.

Радости сколько на душе, счастья! Что ещё для него нужно, для счастья этого: жена любимая, работящая да детки здоровые, родители при них рядом с советами да присмотром за малыми… Жить-то как хочется!

К вечеру управились, солнышко уж бросало свои ещё яркие лучики от земли, да пошли к реке…

– Тятя, мама, присмотрите за внуками, мы к реке искупаемся, охолонуться нужно да пыль смыть.

– Да идите, дети, дело молодое! Присмотрим за внуками, как не присмотреть! Вон и их дядя Прохор освободился с покоса, присмотрит!

А камушки колючие – в реку заходить… Осторожненько так идёшь, наступаешь. Вода поднялась, смотришь, к поясу да нырнёшь головой в воду руками вперёд. Ух! Как тебя обдаст мокрым холодом! Выходишь из реки, тело отдохнувшее, хоть опять в поле иди робить!

Они лежали на травушке, Трифон сорвал одну травинку, зубами прикусил её. С горчинкой такая. А уж темнота пошла, окутывая всю округу…

Село Степное. Ночное небо. (Фото Г. П. Дёмина)

– Ой, люблю тебя, Полюшка, всем сердцем люблю, кочуем за калмыками, а душа здесь с вами, с тобой рядом, ненаглядная!

Трифон перевернулся на спину и притянул к себе Пелагею.

Поля поцеловала его в губы, потом пальчиком провела по шраму, через висок к щеке, провела губами по нему. Ещё красноватый рубец, значит свежий. А как не свежий, если уезжал зимой в поход, его не было.

Трифон усмехнулся, вспомнив перекошенное лицо калмыка в бою:

– Сабля калмыцкая! У неё такой клинок с одной стороны заточенный, а вверху обоюдоострым становится. Вот не успел увернуться до конца… Но заколол я его, зря он махал ею.

Полюшка поцеловала его грудь, потом у плеча шрам от выстрела турецкого ружья. Трифон сказывал, длинное такое ружьё у киргиз-кайсаков оказалось, а так у них пики, которыми управляют проворно, а также сабли и луки со стрелами. Руки Трифона уже ласкали её. Но это с прошлого, – мысли ещё пытались догонять ушедшие, – прошло-го похо-да-а. Ох-х! Ружьё длин-но-е… Истома входила в голову и в каждую клеточку тела. Она закинула голову, тяжело задышала, раскидав волосы по травушке.

А вверху светила луна. То она становилась туманной, потом опять светлела. Видно луну тоже ласкал её мужчина. А потом, потом… Потом они обнявшись сидели у реки и смотрел на отражение звёздочек в воде. Забрезжил рассвет. На Урале летом он шибко ранний: солнышко спрячется и тут же начинает выходить. Наступал новый день…

2.2. Расправа над Яицкими казаками

В один из вечеров постучались в дом Голубевых. Афанасий прошёл в сенки и открыл дверь. Перед ним стоял старый дед с посохом и молодой парнишка.

– Пусти хозяин переночевать… с дороги мы!

Дед смотрел в ожидании ответа на казака. Афанасий посторонился:

– Здорово бывали! Проходите, гостями будете!

– Здорово живём, – услышал в ответ Афанасий.

Когда путники вошли, дед начал читать «Боже, милостив буди мне грешному», сотворил поклон, затем произнёс еще две короткие молитвы: «Создавыи мя Господи, и помилуй мя» (поклон) и «Без числа согреших, Господи, помилуй и прости мя грешнаго» (поклон). Потом повернулся к Афанасию с евангельскими словами: «Мир дому сему!»

Афанасий понял, что пришедшие староверы и с интересом смотрел на них, гадая, откуда они? Но вслух произнёс, обращаясь к жене:

– Евдокия Петровна, дайте-ка поесть путникам и чаркой водки попотчуй, может быть, они пришли издалека и устали с дороги!

– Благо-Дарствую, мил человек, вот исть не откажемся, а вино мы не пьём, уж изволь!

– Проходите к столу тогда, гости дорогие!

– Всполоснём руки с дороги, а то больно моелосные (грязные), да присядем помолившись.

После того как старший опять прочитал молитву, гости, перекрестившись двуперстием, сели. Интерес домашних разбирал всё больше. Афанасий посмотрел на деда и предложил после еды попить чаю и потом отдохнуть.

– Не пьём мы чаю, грех его пить. Хто пьет чай, тот живёт отчаянно.

Услышав ответ, хозяин обратился к жене:

– Евдокия Петровна, подай гостям тогда сбитень! Приготовлен, старче, на меду с душистым зверобоем, лавровым листом, имбирем и шалфеем.

– Благо-Дарю, Афанасий Фёдорович, – промолвил дед.

Афанасий, помедлив, спросил:

– Кто такие, если не секрет? Куда путь держите, путники?

Дед посмотрел на молодого своего спутника, провёл рукой по бороде:

– Меня кличут Анисим Кириллович, а вот моего молодого спутника зовут Коля. Он мой внук. Из Яицких казаков мы. Ушли пока, уж лютуют там власти, жизни не стало!

– Погутарили бы, Анисим Кириллович, о ваших делах, а то слухами пользуемся, а шо правда, шо нет – не поймём?

– Пошто не помоторить (поговорить), время не позднее ещё, а то живо не получится, а в другореть уж вряд ли свидимся. Так слухайте тогда:

«Жили мы в своих законах, надо в бой – шли в бой за царя нашего, отражали набеги степняков. Так кому-то не любо это стало – отменила власть выборность атаманов и старшин, стали жить о двух половинах. Большинство казаков ратовали за возвращение старинных порядков, в то время как „старшинская сторона“, вкусив власти безграничной с отменой выборности, поддержала правительственную политику. Прибрали власти к рукам главный промысел на Яике наш – рыбную ловлю, соляной налог ввели.

Потом казаки воспротивились приказу направить несколько сот человек на формирование Терской пограничной линии в Кизляр, правительство имело намерение составить из казаков гусарские эскадроны. А также противились направлению казаков на службу во вновь формируемый Московский легион. А как туда казаку идти, бесовские требования выполнять по ношению формы и бритью бород? Царь Пётр ещё бороды нам оставил! Прислали комиссию генерала Давыдова да были генерал-майоры Потапов, Черепов, Бримфельд и капитан Чебышев. Так та комиссия вынесла решение признать виновными в „ослушании“ сразу более 2 тысяч казаков и из них главными возмутителями – 43 „закликальщика“. И наказание придумали – шпицрутенами через тысячу человек по десяти раз и отослать в армию, что фактически смертная казнь тебе! Остальных признанных виновными казаков „наряжать в отдалённые команды без очереди по три раза“. Когда так с казаками обращались?! Из приговорённых к шпицрутенам задержать успели лишь 20 человек, 23 казака успели бежать.

А тут на февраль 1771 года нам ещё на калмыков сказали идти. А куда идти, когда такой беспорядок организовали! Пошли в отказ отправиться в погоню за калмыками