Когда велит совесть. Культурные истоки Судебной реформы 1864 года в России - Татьяна Юрьевна Борисова

class="p1">Теперь я позволю себе напомнить вам, господа присяжные заседатели, данную вами здесь присягу: в ней вы клялись судить по совести, не обвинять невинного, но и не оправдывать виновного. Если Ваша совесть говорит вам, что Василий Петров Родионов виновен, то обвините. Вспомните, что вам не дано право миловать; это право миловать не предоставлено даже суду, а принадлежит только одному Государю. Вы можете признать заслуживающим снисхождения. Разберем же, заслуживает ли Василий Родионов вашего снисхождения?[942]

Прокурор напоминал, что именно голос совести, а не холодного рассудка, должен быть определяющим. Но если право милости принадлежит только Государю, то присяжные по Судебным уставам могут признать обвиняемого заслуживающим снисхождения. Под сенью власти монарха, повиноваться которому не за страх, а за совесть должен каждый подданный, присяжные имели «право снисхождения» по велению своей совести. Прокурор подчеркивал исключительное значение этого права, чтобы присяжные по совести обвинили богатого, но пьющего крестьянина, у которого кончились деньги в кабаке и он полез за ними среди ночи в сундук соседа – более бедного. «Такой человек, господа присяжные заседатели, по-моему, не заслуживает снисхождения», – делал вывод прокурор.

Так же как и в случае с доносчиками, совершенно законное обвинение богатого крестьянина, который из-за страсти к спиртному обокрал бедного соседа, должно было для присяжных еще и быть правильным «по совести». И как раз по совести его оправдывали адвокаты, указывая на то, что Родионов был пьян и не отвечал за свои действия[943]. В обоих случаях присяжные высказались в пользу защиты, просящей снисхождения. Несмотря на то что преступления – ложный донос и кража – были совершены вменяемыми людьми, доводы защиты тем не менее сеяли сомнения в их виновности. Что руководило присяжными, кроме сочувствия или несочувствия к подсудимым и доверия или недоверия к «порядочным» людям, защищавшим или обвинявшим их? Какое целеполагание должно было направлять совесть присяжных?

«Здесь нет вины»: руководства для присяжных заседателей

Действительно, откуда присяжные могли взять в толк, как они должны судить? Этим вопросом озаботились в первую очередь некоторые предприимчивые люди, подготовившие к печати руководства для присяжных заседателей. Они адресовались непосредственно тем, кого вносили в списки присяжных и кто в реальности мог столкнуться с необходимостью выносить вердикт в новом суде. Этот, по нашим сведениям, ранее не исследовавшийся исторический источник представляет большой интерес.

Первыми вышли тоненькие руководства в голубой бумажной обложке[944]. Своим видом они скорее напоминали брошюрки. Их безымянные составители кратко изложили все требования закона по поводу работы присяжных в суде, исходя из двух законодательных источников – Учреждения судебных установлений и Устава уголовного судопроизводства. В самом первом 28-страничном издании 1866 года в пяти главах и 92 параграфах были изложены все нормы законодательства о присяжных, начиная от процедуры избрания до сферы их ответственности. Под каждым параграфом стояла отсылка к соответствующей статье закона.

Совсем другого типа толстая книга-руководство была издана в 1873 году А. А. Квачевским, который, как значилось на последних рекламных страницах издания, был присяжным поверенным. Суд присяжных к тому времени действовал в Российской империи уже более шести лет, и поэтому Квачевский ставил своей задачей исправить в публикуемом руководстве некоторые ошибочные представления об этом суде[945]. В самом начале книги Квачевский сообщал, что адресует ее широкой публике, а потому пытается писать понятным языком, разъясняя смысл закона. Эта просветительская интенция руководства Квачевского делает его особенно интересным, поэтому остановимся на ней более подробно.

Так же как и авторы первых руководств, Квачевский брал за основу конкретные статьи закона, но затем почти на пятистах страницах своего пособия развивал их в полемической манере, опровергая неправильные взгляды современников. Если первые тоненькие руководства просто излагали закон, то Квачевский претендовал именно на активное руководство присяжными на основе буквы закона. Каким образом?

Центральным вопросом о присяжных, как мы помним из обсуждения готовившейся Судебной реформы в печати, был вопрос о том, будут ли они действительно судить или же будут скорее декоративным элементом обновленного суда. В Уставе уголовного судопроизводства суть принятия решения присяжными излагалась в ст. 804:

они должны определить вину или невинность подсудимого по внутреннему своему убеждению, основанному на обсуждении в совокупности всех обстоятельств дела[946].

На эту статью Квачевский ссылался, пересказывая закон от себя следующим образом:

Закон говорит: определите вину или невинность подсудимого по вашему убеждению согласному со всеми обстоятельствами дела, подчиняйтесь только этому убеждению, каково бы оно ни было[947].

Приведенная ссылка на закон открывала довольно длинное рассуждение Квачевского о том, что оправдательные вердикты присяжных или их вердикты о виновности, но со снисхождением, справедливы, даже если подсудимый сознался в совершении преступления. Сам вопрос о том, «имеют ли право» присяжные заседатели оправдать подсудимого несмотря на полные и очевидные доказательства его виновности, включая собственное признание, он считал возмутительным. Его могли задавать только те, кто не понимал значения суда присяжных. Квачевский пояснял, что внутреннее убеждение, по которому должны судить присяжные, свободно от каких-либо сковывающих его обязательств,

потому что если закон отдал решение участи подсудимого на совесть 12 человек, избранных из лучших людей, присягнувших дать приговор по одному лишь внутреннему убеждению, без указания в нем оснований этого убеждения, то невозможно, чтобы тот же закон устанавливал какую-либо обязанность обвинять в известных случаях, а не оправдывать[948].

Свою позицию Квачевский обосновывал ссылкой на закон:

Закон не говорит присяжным заседателям: обвините при таких-то доказательствах. Если бы закон требовал этого, то он сделал бы невозможным проявление существенного условия всякого суда правдивого – свободы совести, внутреннего убеждения[949].

Затем автор пособия приводил список причин, по которым подсудимый может быть признан присяжными невиновным, даже если факт совершения им преступления доказан. Мы остановимся на них подробнее для того, чтобы понять, как адвокат наставлял совесть присяжных, разъясняя им, почему при доказанности преступления они все же могли оправдать преступника.

Во-первых, Квачевский настаивал, что освобождение от уголовной ответственности возможно, если действие подсудимого «не заключает в себе ничего вредного ни для общества, ни для правительства». Эта очень широкая формулировка позволяла присяжным выходить за рамки юридического толкования действия подсудимого, квалифицированного судом как преступное. Если доводить до крайности эту логику рассуждения, то получается, что присяжным предлагалось еще раз подумать, есть ли вред для общества от определенных преступных деяний.

По сути, именно подобной логикой можно объяснить оправдательный приговор, вынесенный доносчикам Тенчиц-Петровскому и Прокофьеву. Вообще, среди столичной публики середины