Гражданин Бонапарт - Николай Алексеевич Троицкий

вообще отличавшийся, по словам Наполеона, «сорочьими повадками». В январе 1802 г. Наполеон поручил ему купить для Гортензии Богарне в качестве подарка к её свадьбе с Луи Бонапартом дом в Париже. Бурьенн купил его за 500 тыс. франков, а счёт Наполеону выставил на миллион. Мало того, Бурьенн докладывал каким-то «заинтересованным сторонам» конфиденциальные подробности из жизни Наполеона за 25 тыс. франков в месяц[1256]. Наполеон уволил его с должности секретаря канцелярии первого консула (сказав при этом: «Чтоб я вас больше здесь не видел!») и отправил рядовым чиновником в Гамбург, где тот был уличён в хищениях на сумму в 2 млн франков. Наполеон вновь уволил Бурьенна и приказал ему вернуть в государственную казну хотя бы половину ворованных денег[1257]. Бурьенн попал в опалу, а после падения империи стал мстить Наполеону в своих 10-томных мемуарах, написанных с помощью литератора-авантюриста Ш.М. де Вильмаре. Умер Бурьенн 7 февраля 1834 г. в доме для умалишённых, но ещё при его жизни, в 1830 г., граф Буле де ля Мерт с группой соавторов издал в Брюсселе разоблачительную книгу из 720 страниц под названием «Бурьенн и его ошибки»[1258].

Возрождая и укрепляя бюджет страны, Наполеон с первых же шагов в качестве первого консула стремился максимально субсидировать важнейшие отрасли экономики. Е.В. Тарле, приступая к разбору документов, лёгших в основу его капитального труда «Континентальная блокада», по его собственному признанию, «предполагал а priori, что и в делах, касающихся промышленности, Наполеон проявлял ту же огромную работоспособность, быстроту и силу соображения, умение извлечь существенное из массы мелочей, ту же непреклонную волю, которую <…> он проявлял и в других делах <…>. Но действительность всё же на этот раз превзошла ожидания. Трудно себе представить, до какой степени обширно, непрестанно, беспокойно было его вмешательство во всё, касавшееся интересов промышленности. Ничто не могло отвлечь его надолго от этих вопросов. Готовится новая отчаянная борьба с Австрией, но Наполеон среди приготовлений к ней находит время гневливо указать министру внутренних дел, что нужно выписывать баранов-мериносов, а не овец, ибо этого требуют нужды шерстяной промышленности <…>. Он не довольствуется постоянными вопросами и резолюциями по поводу уже представленных ему докладов. Очень часто он лично возбуждает дела и требует докладов. Не нужно ли запретить вывоз шелка-сырца из Италии в Германию, чтобы лионские мануфактуры не нуждались в сырье? Хватит ли сырья для сахарных заводов? Чем именно пернамбукский хлопок выше того, что приходит из Георгии?»[1259]

При этом Наполеон всегда проявлял особую заботу о техническом совершенствовании промышленного производства. Преимущество машин перед ручным трудом он считал такой же азбучной истиной, как то, что «солнце даёт больше света, нежели свеча»[1260]. Первый консул поощрял изобретения (буквально обласкал Ж.М. Жаккара — создателя ткацкой машины, значительно облегчившей труд ткачей) и карал выдачу за рубеж и даже внутри страны технических секретов: по ст. 418 Уголовного кодекса за это полагалось наказание от штрафа в 20 тыс. франков до двух лет тюрьмы[1261]. В связи с этим трудно понять, почему Наполеон не оценил такое изобретение, как первый в мире пароход, продемонстрированный в 1803 г. на реке Сене знаменитым американцем Робертом Фултоном. Не получив признания и поддержки от правительства Франции, Фултон вернулся в США, где и начал строить, вполне успешно, пароход за пароходом[1262].

Как бы то ни было, экономика и в первую очередь — промышленность Франции в годы консульства шла вперёд невиданными ранее темпами. Уже в 1800 г. по инициативе Наполеона было создано «Общество поощрения национальной промышленности». К руководству Обществом Наполеон привлёк крупнейших учёных — Г. Монжа, К.Л. Бертолле, Ж.А. Шапталя, Н.Ж. Конте. В 1802 г. была создана Торговая палата, в 1803 г. — Палата мануфактур. Мировой резонанс вызвала открывшаяся в 1801 г. в Париже первая национальная промышленная выставка, которая, по справедливому заключению А.3. Манфреда, «показала, что и во французской промышленности вслед за Англией наступает время технического переворота»[1263]. Не зря министр-академик Шапталь считал возможным говорить о «процветании» и даже «совершенстве», которого достигла промышленность Франции при Наполеоне уже в годы консульства[1264]. Такой подъём продолжался и в годы империи, когда стали расти доходы в государственную казну за счёт многочисленных контрибуций и реквизиций из других стран, но примерно в той же пропорции росли и военные расходы. Бен Вейдер в своей книге приводит такие данные: добыча каменного угля возросла с 250 тыс. тонн в 1794 г. до 800 тыс. тонн в 1814, производство чугуна за те же годы — с 60 тыс. до 112 тыс. тонн, каменной соли — с 40 тыс. до 150 тыс. тонн[1265].

Тем временем рабочий люд — непосредственный созидатель всех этих благ — жил в условиях очень жёстких. Скандальный плод Великой революции — закон Ле Шапелье[1266] от 14 июня 1791 г., который запрещал любое объединение рабочих (включая профсоюзы) и стачки — сохранял силу и при якобинской диктатуре, и при Директории, и при Наполеоне и далее, вплоть до 1864 г., когда отменит его… Наполеон III. Это поразительно, если учесть, что самого Ле Шапелье якобинцы гильотинировали в феврале 1794 г. по обвинению в контрреволюционной деятельности.

12 апреля 1803 г. Наполеон подписал новый закон, подтверждавший запрет стачек и прав рабочих на объединение в профсоюзы, а 1 декабря того же года — ещё и закон о «рабочих книжках», который ставил рабочего в унизительную зависимость от хозяина: в случае экономического конфликта между первым и вторым правительство априори защищало интересы последних, держась принципа «хозяин всегда прав»[1267]. При этом, однако, Наполеон всегда — и в годы консульства, и в период империи — старался не доводить положение рабочих до крайности. Он прямо говорил Ж.А. Шапталю: «Боюсь рабочих восстаний из-за недостатка хлеба. Я бы меньше боялся сражения против 200 тыс. человек»[1268].

Поэтому Наполеон так заботился о занятости рабочих, делая всё возможное, чтобы гарантировать им хотя бы прожиточный минимум и не допустить безработицы. «Дать им работу и хлеба, побольше и подешевле!» — постоянно напоминает первый консул о рабочих центральным и местным властям. «Зима будет суровой, мясо дорогим, — предупреждает он мэра Парижа перед новым 1800 годом. — Мы должны обеспечить всех парижан рабочими местами». В то же время он обязывает и министра внутренних дел: «Мы должны создать новые рабочие места, особенно в этом месяце перед праздниками. Сделайте заказ, чтобы 2000 рабочих из Сент-Антуана изготовили стулья,