Сибирь, союзники и Колчак. Поворотный момент русской истории. 1918—1920 гг. Впечатления и мысли члена Омского правительства - Георгий Константинович Гинс

расчетам, еще не приступили. Министерством труда проведен закон о больничных кассах, неприменимый в жизни – очевидно, потому, что Министерство торговли и промышленности на него не реагировало. Отживший закон о продаже железа не переработан и т. д.

Общие вопросы министерство не решает, а висеть без конца в воздухе они не могут. При таких условиях тоже нельзя руководить промышленностью.

4) Рабочий вопрос.

По рабочему вопросу каждое ведомство действует по-своему, почему трения идут все время. Например, в Перми железная дорога, морское ведомство и пушечный завод – все платят разно и на различных условиях.

Штаты по инспекции труда не утверждены три месяца, и при таких условиях идти в инспекцию никто из основательных лиц не желает.

5) Земельный вопрос.

Земельный вопрос остается в рамках газетных сообщений, и определенных ответов населению давать нет возможности.

6) Недостаток рабочих.

На голодном Урале недостаток рабочих, и, пока хлеб не придет, они не прибудут. Поэтому рабочих на более трудных работах вовсе нет, и в результате рубка дров почти прекратилась. Урал выплавляет в месяц 1 миллион вместо 4 миллионов 1916 года, и то сжигает старые дрова. Дальше будет еще хуже, когда кончатся запасы. Господа военные не понимают, что значит ни во что не ставить тыл.

(…)

10) Земские учреждения.

Земские учреждения действуют с освобождения, расходы на них идут, а притока средств нет. Налоги за 1918 и 1919 годы еще не утверждены. Главные плательщики, округа и заводы, без средств. Земство докладывало Верховному правителю о критическом положении.

Ходатайство о ссуде в Омск представлено, но еще не решено. В опоздании обращения за ссудой виновато само земство, но учреждения его, школы, больницы в том не повинны, и деньги давно нужны, и в больших суммах. Необходима помощь правительства. Большевики давали керенки во все стороны, а новая власть не дает, и нужда на местах острая, вызывающая ропот. Учитывая политическую обстановку, необходимо дать сюда денег авансом, разбираясь в деталях позже. Теперь же многого не исправить и деньгами.

В губернии тиф, особенно в Ирбите. Там ужасы в лагерях красноармейцев: умерло за неделю 178 из 1600. Здоровые питаются на 90 коп. в сутки, немытые, на голом полу. По-видимому, все они обречены на вымирание, а зараза идет на весь город. В Екатеринбурге 730 больных. Помощь по всей губернии нужна очень широкая и без особых формальностей, выполнение которых не всем разогнанным управам по силам. Нужно дать Ирбиту сразу тысяч 200–300, Екатеринбургу – 500–700, а то, что отпущено, достаточно на несколько дней, идет на пропитание и совершенно недостаточно на организацию постановки рационального лечения.

Никто спокойно не работает: все опасаются преследования. Торговцы, не спекулянты, опасаются вести дела, потому что в этой атмосфере и их замешают в спекуляцию. Несмотря на запугивание, спекулянтов военные не поймали, а других от торговли отодвинули. Населению от этого еще хуже.

Мной неоднократно докладывалось, что медлительность решения вопросов по всем ведомствам в Омске, а главное, отсутствие решений по Министерству торговли и промышленности требует, в виде особой временной меры, предоставления широких прав местной администрации. Это не дается, а скорость работы в Омске не увеличивается.

Изложил только главное, и то оказалось слишком длинным.

Руководить краем голодным, удерживаемым в скрытом спокойствии штыками – не могу. Не могу удержать промышленность в таких условиях здесь при бездействии Министерства торговли и промышленности в Омске. Не могу бороться с военной диктатурой. Не могу изменить порядок хода дел в Омске: для того не призван и не компетентен».

Постников ушел. Его письмо было лучше, чем он сам. И его обвинения остались в памяти министров. Письмо получено было в середине апреля, а я ехал в Екатеринбург в начале мая, и уже многое было исправлено. Съезд должен был помочь в этом.

Первые впечатления

Поезд шел до Екатеринбурга 18 часов. По всей линии наблюдался удивительный порядок. Пассажирские поезда ходили по расписанию, со старорежимной точностью. На станциях принимались санитарные меры: пути были посыпаны известью. Сторожа, как и раньше, по приходу поезда становились сзади него и стояли с флагом в руке до тех пор, пока поезд не скрывался из виду. Никто не знал, для чего это делается, но обычаи старины хранились свято.

В Тюмени был произведен осмотр мастерских, говорили с рабочими.

Мастерские допотопные, совершенно не соответствующие потребностям движения, – живые свидетели того, как отстало оборудование Сибирской железной дороги от потребностей нового времени и новых непредвиденных задач. Выясняется, что многое могло бы быть исправлено при условии большей свободы путейского ведомства в расходовании средств. Старые формы контроля, предоставляющие контролеру право вето во всех расходах, связывают начальников дорог по рукам и ногам.

Условия работы тяжелые, но не летом, а зимой, когда приходится работать в помещении, где с одной стороны дышит леденящий сорокаградусный мороз, потому что одна сторона здания открыта, а с другой – жар раскаленных печей и пламя огня.

Но рабочие жалуются не на это, а на условия снабжения. Все стоит дорого, все трудно достать, а железнодорожный кооператив бездействует.

– Нам нужно служить, а мы должны думать о том, как достать мясо, мануфактуру и керосин.

– Почему же кооператив не закупает всего этого?

– Никто не умеет взяться, да и не любят заниматься хозяйственными делами.

Вот оно! На политику мы готовы убить месяцы, а на организацию хозяйственных заготовок у нас нет ни времени, ни умения.

Перед съездом

Но вот мы в Екатеринбурге, накануне открытия большого съезда. Никто не отдавал себе отчета, зачем созван этот съезд, как его провести.

Инициатива исходила от адмирала.

Его желание понято было как приказ. По всем заводам было разослано приказание избрать делегатов на съезд и делегатам прибыть к 10 мая в Екатеринбург. Управляющие заводами приказ читали, подписывали обязательство исполнить и стекались к указанному сроку в столицу Урала. Ехали и владельцы пивоваренных заводов, и канатного производства, и стекла, и бумаги, ехали и кустари от овчины и кожи. Словом, ехал всякий народ, не зная, зачем зовет начальство. А нужно-то было только одних металлургов.

Адмирал пожелал созвать съезд, потому что слышал о неправильности распределения заказов, о нуждах заводов, которые несвоевременно удовлетворяются, и он хотел узнать от самих владельцев и управителей, как лучше организовать управление.

С другой стороны, промышленники ехали в надежде обеспечить себе выгодные цены и рабочие руки.

Утром, в день открытия съезда, адмирал пригласил меня к себе, и мы составили с ним план его речи.

Боевыми вопросами были: приравнивание железнодорожных заказов к военным, что было очень важно ввиду хозяйничанья на заводах военных представителей, милитаризация труда и расценки.