250 дней в царской Ставке. Дневники штабс-капитана и военного цензора, приближенного к высшим государственным и военным чинам - Михаил Константинович Лемке

Из письма подполковника А. Немировича-Данченко к баронессе А.И. Корф от 1 октября 1914 г. (надо сказать, что он ездил с каким-то великим князем в II, IV и V армии Юго-Западного фронта благодарить войска от имени государя): «Впечатление от наших

войск на передовых линиях неважное: войска чрезвычайно изнурены от длинных переходов и бестолковых перетасовок армий; связь между корпусами и дивизиями плохая; нижние чины производят впечатление довольно безучастное к военным действиям. Поздно вечером мы выехали в Варшаву, откуда великий князь имел намерение ехать в Скерневицы, чтобы там видеть наши передовые части, но на калишском вокзале мы узнали, что пруссаки уже в Пруткове и что их с часу на час ждут и в Варшаве. Поехали на автомобиле разыскивать Шейдемана, командующего II армией. Оказалось, что штаб его уже снялся из Лазенок и находится в поезде, готовом к отходу и стоящем на Брестском вокзале. На последнем мы застали панику населения, стремившегося кто как попало бежать из Варшавы до занятия ее пруссаками. Шейдеман оказался в вагоне; у вагона красная парадная лестница и два парных часовых. Впечатление на великого князя он произвел не обнадеживающее, и, не желая более там оставаться, великий князь заехал в V армию к генералу Плеве. Здесь настроение более твердое и не замечалось желание отступать… Из всего описанного я прихожу к заключению, что связь в наших войсках, как и порядок и организация, крайне хромают… У нас во всем беспорядок: крепость Ивангород была совсем уничтожена. Теперь с августа ее начали вооружать орудиями из Бреста; конечно, орудий оказалось слишком мало, а прожекторов только три, когда их надо гораздо больше. Во всем уже были недостатки: в подвозе снарядов, провианта и т. п. Всегдашняя нераспорядительность и бестолковость, присущие русскому человеку, а рядом личная беззаветная храбрость, плохо применяемая и плохо использованная для дела». Разумеется, подполковник мог бы и вовсе не посвящать баронессу в эти военные детали, помня приказ о сдержанности, но факты остаются фактами.

► Скоро в Ставке будет образовано управление полевого генерал-инспектора артиллерии с великим князем Сергеем Михайловичем во главе, для чего он сюда недавно и приезжал. Такие управления, как его, главного полевого интенданта и т. д., диктуются жизнью армии в продолжительную войну; сам Алексеев не может сделать все, и, с другой стороны – до образования особых управлений, этими частями ведало уж совершенно неспособное и не знающее дела наше анекдотическое дежурство, где, например, интендантством распоряжался подполковник Генерального штаба А.Н. Гаслер, артиллерией – подполковник Г.Я. Седов и т. д. Все это еще и еще раз указывает на полную неразработанность в мирное время плана управления воюющей армией. Руководители центральных органов военного ведомства заслужили поголовное предание беспощадному суду, но разве мы способны на такие ампутации…

► Начальник управления путей сообщения в главном управлении военных сообщений коллежский советник Герман Оттович Паукер, сын бывшего министра, занимая генеральское место, символизируемое им не присвоенными ему погонами, ласкается все около генералов и, видимо, очень горд своим положением. Кондзеровский с ним в полуприятельских, полупокровительственных отношениях.

► Воейков систематически устраняет от царя всех, кто хоть отдаленно может быть или влиятельным человеком, или его конкурентом на пост министра двора. Начальника военно-походной канцелярии князя В.Н. Орлова он «устроил» на Кавказ к Николаю Николаевичу за то, что тот советовал царю не принимать Верховного командования; флигель-адъютантов Н.П. Саблина – в командиры гвардейского флотского экипажа, А.А. Дрентельна – командиром Преображенского полка, для чего графа Н.Н. Игнатьева еще раньше надо было «устроить» начальником штаба гвардейского отряда, подсказав эту мысль Безобразову… На их местах здесь будут очень незаметные флигель-адъютанты вроде Л.З. Силаева, получившего это звание совершенно случайно в день 300-летия Романовых, как депутат Эриванского гренадерского полка. Вообще, политика Воейкова ловкая. Во время завтраков и обедов у государя всем подают вино и черносмородинный квас, а дворцовому коменданту ставят бутылку его «Куваки». Наследнику нравится форма бутылок, и он иногда после стола дудит в них, ковыляя по саду.

► Знающие двор говорят, что Фредерикс сам по себе – человек совершенно порядочный и не интриган. Немало интриг создает, оказывается, великий князь Дмитрий Павлович.

► Перед войной ни мы, ни французы не знали хорошо укомплектования армий друг друга – это держалось в секрете.

26-е, суббота

Ассанович интересовался моим мнением о постановке Бюро печати. Я высказал то же, что говорил Пустовойтенко и Носкову в течение трех месяцев:

1) доброжелательное отношение к печати в целом, без предвзятого убеждения, что с нею надо держать камень за пазухой;

2) понимание, что пресса нужна армии для поддержания падающего настроения ослабевающего в своей энергии народа;

3) предоставление корреспондентам таких условий работы, при которых газеты были бы компенсированы за свои громадные на них расходы;

4) полная неприкосновенность к писательству офицеров нашего управления, конкуренция с которыми корреспондентам, конечно, совершенно не по силам.

Вот главное. Ассанович просил меня изложить все это в особой записке, которую он доложит Пустовойтенко, и тогда мы «примемся за дело»… Разумеется, ничего не выйдет: Пустовойтенко ни одобрит, ни забракует, а просто положит записку на стол, – она и будет лежать.

► Сейчас еду в Петроград, на этот раз по своим личным делам. Ассанович просит переговорить, кстати, с газетами. Знаю, что ничего не выйдет: у меня самого уже нет веры в дело.

27-е, воскресенье

На 1 декабря у нас значится на учете пленных: германцев 1193 офицеров и 67 361 нижний чин; австрийцев 16 558 офицеров и 852 356 нижних чинов; считая имеющихся еще на фронте, всего 1 200 000 человек.

► Южная операция кончилась ничем, мы потеряли около 50 000 человек… Все мечты о Буковине надо бросить, и притом совершенно.

Пережив бог знает что за эти дни, Алексеев докладывал эти цифры Николаю со слезами на глазах и дрожью в голосе, а идиот рассматривал в это время какую-то карикатуру и затем как ни в чем не бывало стал спрашивать о всяком вздоре… «Ну, что же делать, – без потерь нельзя», – утешил он начальника штаба, видя, как того крючит от царского внимания к павшим за его подлую шкуру.

Для параллели приведу телеграмму Янушкевича Иванову от 23 декабря 1914 г.:

«Предлагаю вам объявить нашим доблестным войскам, занявшим Буковину, мое категорическое повеление самого доброжелательного отношения к вполне дружески до сих пор относящемуся к нам румынскому населению, освобождая невинно заключенных австрийцами румын и предоставляя им возможность переехать в Румынию. Генерал-адъютант Николай». «Сообщая изложенный текст для всеобщего сведения, обязываюсь сообщить в дополнение к нему, что при соблюдении вышеприведенного благожелательного отношения к румынам вполне желательно,