Беспокойные боги - Кристофер Руоккио

- присоединиться к приветственной группе Аврелиана, чтобы наблюдать со стороны, как стареющий принц-канцлер приветствует апостола, посланного Экстрасоларианским монархом. Сам принц стоял в центре сцены, окруженный помощниками и людьми из марсианской гвардии. Некоторые из его братьев и сестер сидели на трибунах позади него, среди них и Селена. Нас отвели в сторону, заставив стоять среди приезжих сановников и собравшихся достойнейших представителей императорского двора.

Я водрузил на нос темные очки и посмотрел вверх, на продолжительный день, и пока я смотрел, огромное яйцо выпустило из равноудаленных точек своей окружности три посадочные ноги, похожие на башни с подпорками. Черные ступни-трипартиты сами собой раскрылись, когда огромное космическое яйцо опустилось на гудящих репульсорах. Нигде не было видно ни окон, ни линий, ни дверей. Нигде не было видно ни щетины приборов, ни громады орудий. Но за исключением этих выгнутых, укрепленных опор, судно было гладким и совершенным.

Тем не менее, чувствовался его вес, когда эти опоры прогибались, пневматика шипела, принимая нагрузку.

В стороне военный оркестр - обычные легионеры, не марсиане - заиграл Имперский гимн, ноты гитары и струнной партии разносились полуденным ветром, неся с собой атмосферу перелома истории.

В тот яркий и ветреный день вся Имперская Вселенная менялась. Переворачивалась.

К лучшему? К худшему?

Никогда прежде эмиссар Экстрасоларианцев не прилетал на Форум под флагом перемирия и не был принят с распростертыми объятиями при свете дня. В воздухе ощущалось предвкушение, почти статичное, с напряжением в каждой челюсти. Экстры были монстрами, существами, которыми каждая мать пугала своих детей.

Я подумал о Ганелоне, о лаборатории, о черной башне, где Избранные Магистры МИНОСа собирались, как колдуны, чтобы решить судьбу человека. Этот лорд Гарендот общался с ними, и, если верить Аврелиану, разведка Легиона пыталась убить Монарха - и все же они были здесь, пришли как друзья.

Я знал, что лучше, чтобы они стояли рядом с нами, чем против, но все равно рука сама потянулась к мечу, пальцы сжались на рукояти из слоновой кости, словно это была трость, опора, поддерживающая меня, якорь в обезумевшем мире. Неужели ситуация действительно стала такой отчаянной?

Я знал, что они это сделали.

И все же каждый инстинкт, отточенный многовековым опытом сражений при Воргоссосе и Араэ, при Беренике и Падмураке, при Ганелоне и Перфугиуме, кричал, что я не должен терять бдительность. Я чувствовал такое же напряжение среди солдат, знал, что дула башенных орудий, невидимых в великолепных башнях вокруг посадочной площадки, нацелены на врага.

В нижней части космического яйца образовалась трещина в виде перевернутой буквы U, сверкающая белым светом. Плавно развернулся огромный пандус, пневматика зашипела, когда огромные поршни опустили его на асфальт. Рядом со мной Кассандра вытянула шею, чтобы посмотреть.

Впереди шли гвардейцы в зеркально-черной форме, каждый из них нес энергетическое копье, наконечник которого сверкал синим огнем. Их лица были скрыты за черными, как и их доспехи, шлемами в форме головы с выступом над визором и коротким отростком над ушами. Фальшивые глаза - два круга золотого света - сверкали на каждой лицевой пластине. Вдоль рук тянулись золотые полосы, а на каждом нагруднике сиял золотой сокол.

Эмблема монарха.

За ними последовало пестрое сборище ужасов обратного пространства. Существо, напомнившее пилота Наззарено - серебристая сфера с единственным красным глазом в центре - вышло на дюжине железных щупалец, за ним следовала машина-голиаф, которая передвигалась на четвереньках, как обезьяна, и тот самый плавающий младенец с буравящим взглядом, которого я видел на Ганелоне. Это были Возвышенные, некогда бывшие людьми, которые абстрагировались от своих форм, пожертвовали большей частью своей плоти и человечности, чтобы достичь какого-то внутреннего желания. Какого-то внутреннего самоощущения, или красоты, или высшей функции. За ними шестеро мужчин несли паланкин, на котором покоилась сфера из прозрачного стекла, резервуар, в зеленоватой жидкости которого был подвешен человеческий мозг, раздутый настолько, что его не мог вместить ни один череп, его поверхность была усеяна деталями темных механизмов.

Последними появились около дюжины мужчин - и женщин тоже - в черных туниках и высоких черных сапогах. На головах у них были одинаковые шлемы, только без лицевых пластин со светящимися глазами. У каждого на правом бедре висел меч высшей материи с соответствующими рукоятями из электрума и черной кожи, над каждым сердцем был вышит золотой сокол Монарха.

А за ними... последний из всех...

"Абба?" Кассандра почувствовала мое потрясение.

"Это невозможно!" выдохнул я. Удивление овладело мной тогда, удивление... и великая радость.

В хвосте странной колонны, одетый по моде, как и другие офицеры, но без шлема на своей белой голове, шел человек меньше остальных. Ростом он был не выше ребенка, худощавого и хрупкого сложения.

И все же для меня он был гигантом.

Маленький человечек держал трость в одной руке, но не опирался на нее, как это часто бывало, когда я его знал. Он шел прямее, чем я когда-либо видел, с расправленными плечами и высоко поднятой головой. Его белые волосы - такие короткие, когда я видел его в последний раз, - снова отросли и свисали тонким шнуром на одно плечо. Рядом с ним шла высокая женщина. Она была почти такой же бледной, как и он, и несла свой шлем под мышкой, обнажив короткий ореол золотистых волос, подстриженных так коротко, что они могли бы сойти за мальчишеские.

"Это невозможно", - выдохнул я еще раз, наблюдая, как его охрана останавливается и отдает честь принцу-канцлеру на приемной платформе.

"Абба?"

"Как он это делает?"

"Что делает, сэр?" спросил Нима.

Я думал, что больше никогда его не увижу.

Он должен был быть на Белуше, он отправился на Белушу вместо меня.

Его охрана остановилась под трибуной и отсалютовала принцу-канцлеру и собравшимся сановникам поднятыми копьями и незажженными мечами. Женщина рядом с апостолом отдала приказ "вольно", а беловолосый мужчина, похожий на исхудавшего ребенка, выступил вперед и не поклонился.

"Я приношу приветствия от моего королевского повелителя, Его Величества Калена, сына Аусара из дома Гарендотов, по заслугам и воле к власти, Верховного монарха королевства и миров Латарры, Завоевателя Ашклама, принца Монмары и принца-защитника Норманских звезд!"

Я почти почувствовал, как норманская делегация ощетинилась при звуке этого ясного голоса, и посмотрел на группу священнослужителей - море черного и белого - которые доминировали на левом фланге трибуны позади Аврелиана. Мне казалось, что я чувствую их ужас и ярость при виде двух Возвышенных и разбухшего мозга в его резервуаре.

Тем не менее, подозрение, которое я испытывал, и дурное предчувствие исчезли, изгнанные появлением этого хрупкого