Халатная жизнь - Зоя Борисовна Богуславская

Хочу рассказать о вспышке из дальнего прошлого. Вчера показывали фильм «Андрей Рублев» Тарковского, который предваряли мои воспоминания. Вспышка небольшая, но она много скажет о дальнейшей судьбе великого кинорежиссера, которому нет аналога в истории нашей кинематографии. Никто не обладал таким видением прошлого, видением жизни в ее беспредельной жестокости.

Что же было в нем, в Тарковском? Какой путь творца он проходил в те дни, когда снималась главная картина его жизни? Жестокие куски, где татары кидают горящую корову, снимались в Спасо-Андрониковом монастыре, в двух шагах от нашего дома. Эти горящие коровы, лошади, эти безумства очень многих от «Рублева» отторгали. Многие обвиняли его в жестокости, бесчеловечности и холодности. И опять поднимался извечный спор, который стоит в душе каждого художника. Что важнее: жизнь или искусство? Этот спор длится много веков. Сегодня в Сирии погибли почти все попавшиеся на пути войны артефакты. Аргумент тех, кто считает, что искусство вечно, – жизнь человека недолговечна, он смертен. Искусство служит только частью жизни человека, его воспоминаниям, его любви к красоте, оно не может быть выше жизни отдельного человека и жизни, которая дана тебе. И никто еще не обрел право без суда лишать человека жизни.

Мне повезло встретиться с Андреем Тарковским именно в момент, когда я была членом совета «Мосфильма», и мы в очередной раз принимали готовый фильм. Только после нашего одобрения фильм шел дальше. Приемка картины на большом совете. Комиссия раз за разом делает поправки к фильму, уничтожая кусок за куском, кадр за кадром, убирая то, что не вписывается в сознание рядовых членов этой комиссии. Убирали то, что казалось абсолютно невозможным. А невозможными казались именно те особые, невиданные до этих пор в кинематографе кадры, которые и отличали картину, сделав этот мировой шедевр классикой. Абсолютно необычная изобразительность: крупные ракурсы, человеческое тело, искаженные лица, пристальные взгляды. Человек, каким его увидел Тарковский вместе с этой яркой изобразительностью, когда можно останавливать кадр и смотреть на него как на картину. Схватка религий, мироощущений, обесценивание жизни во имя религии, во имя идеи, когда десятки и сотни людей гибнут, абсолютно не оборачиваясь на то, что их вчерашний друг и коллега пострадал или убит по дороге к осуществлению идеи. Это меня поразило.

И вот мы смотрим 22 раза этот фильм. Комиссия не могла не придраться – сценарий Кончаловского, оператор Юсов, который фантастически умел увидеть кадр. Перед заседанием я сталкиваюсь с Андреем Тарковским, а мы с ним познакомились только в процессе этого фильма, хотя я знаю о нем кое-что еще. А знаю я, что он учился в одном классе с моим Андреем и что они даже сидели за одной партой. И есть поразительно чистый стих Андрея о Тарковском. Рассказ о школьнике Тарковском, который переживает уход отца и разрыв родителей. Здесь и пережитый им развод родителей, которые были ему очень дороги и которые поставили его перед страшным выбором. Фильм «Зеркало» очень явно отражает эти его ощущения, его отношение к матери. Внутренняя поэзия всегда звучит в Тарковском и в его фильмах, он не может никуда ее выкинуть.

Все фильмы Андрея – это терзание, неприемлемое для рядовых людей и для социума, народа. Гонения, муки, подобные мукам Христа, – это в голове Тарковского. Распятие человека за его талант.

Часть пятая

«Триумф»

Глава 1

«Триумф». Начало

Октябрь 2015 года

Однажды мне позвонил Борис Абрамович Березовский и торопливо (так он обычно говорил, когда ему надо было быстро провернуть идею) начал рассказывать, что он учредил автомобильную компанию ЛогоВАЗ и что у него появились некоторые накопления.

– Поскольку я очень люблю культуру, – сказал он, – я хотел бы спонсировать какую-то премию, и для этого очень прошу, чтобы вы мне порекомендовали, посоветовали, что вы считаете в сегодняшнем искусстве достойным премии.

Я попросила уточнить, о каком искусстве речь.

– Я хотел бы, чтобы это было самое высшее искусство, которое наиболее прогрессивно.

Сам он мало имел представления о пространстве, в котором тогда находилась российская культура.

На дворе был 1992 год.

Я немножко удивилась, спросила, почему он обратился именно ко мне. Я была знакома шапочно с Борисом Абрамовичем, так как они с моим сыном Леонидом с 1973 года вместе занимались научной работой в Институте проблем управления АН СССР. И, конечно, Березовский не мог не наблюдать мою деятельность и творчество, поскольку я тогда была уже довольно известна.

Березовский сказал, что меня порекомендовали ему как человека с большим вкусом и как эксперта, который разбирается в искусстве. Я ответила, что с удовольствием дам совет, но он не может быть окончательным. Он ответил:

– Понимаете, я спонсировал фестиваль «Белые ночи» в Петербурге, но он прошел не на том уровне, на котором я бы хотел и на который рассчитывал.

Я сказала, что подумаю, но потом, честно говоря, забыла. Через несколько дней раздался звонок: Березовский! Я была немного разозлена, что сразу не отказалась. Я человек очень обязательный, если берусь за что-то, выкладываюсь по полной.

Тогда я сымпровизировала: надо спонсировать не событие, а механизм.

– Что вы имеете в виду?

Объяснила: надо учредить в России аналог Нобелевских премий.

После небольшой паузы в трубке прозвучало:

– Грандиозно!

Меня удивило, что он так сразу подхватил случайно вброшенную мной идею. А Березовский спросил, могу ли я представить проект в письменном виде. Мне было неудобно отказать, так как я помнила, что он знакомый Леонида. Но к работе не приступила. И только когда позвонил его заместитель и напомнил, что Борис Абрамович ждет, меня начали терзать муки совести, и я стала писать. Именно тогда и составила основу проекта, который потом был немного усовершенствован.

Даже после того, как я составила план, названия премии еще не было. Но потом оно пришло – «Триумф». Березовскому, однако, это не очень понравилось. Тем не менее настояла на своем: триумф – это высшее достижение, вершина успеха. Березовский переменил свое мнение, когда первый лауреат – сам Сергей Сергеевич Аверинцев публично сказал, что название придумано блестяще, и рассказал историю этого слова, начиная с Древней Греции.

Итак, я составила план, придумала название и сказала: все, делайте теперь с этим что хотите. Через какое-то время позвонил Березовский и начал сетовать: это очень сложно – собрать, выбрать членов жюри, организовать – и попросил все это взять на себя. Я опасалась. У меня не было таких крупных проектов, я не занималась организационной деятельностью в таких