История царя Пирра Эпирского - Саркис Суренович Казаров

речи Аппия Клавдия. Не менее удивительной в данной связи является фраза Юстина «почти в то же время» (isdem ferme temporibus), которой он начинает свое сообщение о посольстве римлян в Египет (Just., XVIII, 2, 9), датируемом 274 г. до н. э. Именно поэтому точка зрения Б. Низе, относившего миссию Фабриция и посольство Кинея ко времени битвы при Аускуле и опиравшегося при этом исключительно на данные Юстина, не должна приниматься всерьез[1184]. Кроме того, свидетельство Юстина о том, что сенат ответил на предложения Магона презрительным отказом, после чего карфагенянин отправился к Пирру, чтобы узнать о его намерениях, кажется ряду исследователей сомнительным[1185]. И еще на одно обстоятельство, кажущееся нам достаточно важным, хотелось бы указать: повествуя о миссии Магона, Юстин должен был по логике вещей завершить пассаж указанием на заключение римско-карфагенского договора. Но вместо этого у него присутствует сообщение о миссии Кинея в Рим с богатыми дарами, которые были римлянами отвергнуты, после чего Юстин повествует о римской доблести и бескорыстии (Just., XVIII, 2, 7–10), а сам пассаж завершается переправой Пирра на Сицилию (Just–, XVIII, 2, 11–12). Итак, очевидно, что либо Помпей Трог решил не компрометировать римлян упоминанием о договоре с карфагенянами, либо Юстин умышленно вычеркнул информацию об этом при составлении своей эпитомы.

Все это приводит нас к выводу о том, что из-за путаницы, которую явно допускает Юстин, миссия Магона оказывается неопределенной в пространстве и во времени. Таким образом, сведения Юстина не могут представить нам точных ориентиров для ее датировки[1186].

По мнению, утвердившемуся в зарубежной историографии, миссия Магона должна относиться к весне 278 г. до н. э.[1187] Пунийскому эмиссару, дипломатические качества которого очень высоко оценивала М.Жакмо[1188], удалось заключить в Риме столь нужный Карфагену договор. Его условия были следующими:

1) обе стороны обязывались не заключать мир с Пирром сепаратно, а делать это только вместе;

2) карфагеняне брались обеспечивать своих союзников транспортными кораблями и продовольствием;

3) экипажи карфагенских кораблей не должны были высаживаться на берег против воли римлян[1189].

Упоминания об этом договоре мы находим у Тита Ливия (Liv. Per., 13), а полный его текст приводит Полибий (Polyb., III, 25, 3–4).

Почему карфагеняне стремились заключить договор с Римом, вполне понятно: им стали известны планы Пирра относительно Сицилии и теперь их целью было как можно дольше задержать эпирского царя в Италии, причем они, несомненно, надеялись на его разгром здесь.

Что же стало причиной того, что римляне все-таки решились на заключение этого договора? С точки зрения В. Юдейха, карфагеняне обещали римлянам помощь в завоевании всей Италии[1190]. Однако едва ли римская дипломатия рассматривала подобное карфагенское предложение всерьез. На наш взгляд, нужно принять в расчет два фактора. Во-первых, на данный момент угроза, исходящая от Пирра, казалась римлянам гораздо серьезнее той, которая исходила от карфагенян. Во-вторых, этот договор не накладывал на римлян, в отличие от карфагенян, никаких обязательств и носил фактически односторонний характер. Диодор приводит пример практического осуществления условий этого союза: на своих судах карфагеняне переправили в Регий небольшой римский десант из 500 воинов, которые захватили город и сожгли заготовленные Пирром материалы для строительства флота (Diod., XXII, 7, 5).

Находясь в плену информации Юстина, А. Пассерини считал, что было две миссии Магона. Первую он относил к 279 г. до н. э., вторую датировал весной 278 г. до н. э. «Если карфагенские предложения были в первый раз отвергнуты римлянами, то карфагеняне, вернувшись в начале следующего года, наконец увезли с собой столь желанный союзный договор», — отмечал итальянский ученый[1191]. Тем самым он, однако, опровергал свое же утверждение о том, «что привязанность к Юстину и пренебрежение другими источниками делает невозможной верную интерпретацию связки этих фактов»[1192]. Цель римской историографии в данном случае очевидна: поскольку факт заключения римско-карфагенского договора полностью вычеркнуть из истории представлялось задачей трудноразрешимой, то для этого было выдумано еще одно посольство Магона. Оно должно было представить карфагенян в роли униженных просителей, а римлян — милостиво принявшими в конце концов карфагенские условия. Еще одним доказательством данного тезиса могут служить те различия, которые мы находим в упомянутых пассажах Юстина и Валерия Максима. Если у Юстина Магон пребывает в Рим и ведет переговоры с римлянами, то у Валерия Максима после прибытия Магона в Остию сенат, не вступая с ним в переговоры, предписывает ему немедленно покинуть римскую территорию. Таким образом, эволюция взглядов римской историографии налицо и цель ее очевидна: показать попавший в тяжелое положение Рим в наилучшем свете.

Думается, что миссия Магона была одна и имела место, видимо, весной 278 г. до н. э., когда карфагенянам уже стали понятны намерения Пирра переправиться на Сицилию. Да и сам факт отправки 120 судов (130, по Валерию Максиму) только для демонстрации своей мощи кажется весьма сомнительным. В этой связи корректным представляется вопрос, который поставил Г. Де Санктис: почему же эти 120 кораблей ничего не сделали для того, чтобы не допустить переправу Пирра на остров и не разбить его на море?[1193] Более того, при переправе Пирра на Сицилию этот флот вообще не появился.

Итак, концепции большинства современных исследователей хотя и содержат в себе рациональные зерна, однако не дают полной, точной и логически обоснованной картины дипломатических отношений между Пирром, римлянами и включившимися на последнем этапе в этот процесс карфагенянами.

Вместе тем, по нашему мнению, основными целями миссии Магона было, во-первых, сорвать мирные переговоры Пирра с римлянами и, во-вторых, в свою очередь, заключить союз с последними, тем самым задержав царя в Италии. Когда карфагеняне направляли Магона в Рим, они наверняка уже имели надежную информацию о планах Пирра относительно Сицилии. Если Магой даже и посетил Пирра, он должен был еще раз убедиться в реальности замыслов эпирского царя. При этом такие планы могли возникнуть у Пирра только через некоторое время после битвы при Аускуле.

Все вышесказанное позволяет нам с большой долей вероятности утверждать, что миссия Магона достигла лишь одного: сорвала заключение мира между римлянами и Пирром. Задержать же Пирра в Италии и предотвратить его переправу на Сицилию эта миссия оказалась не в состоянии.

Некоторые выводы.

Попытаемся теперь представить собственную версию событий, связанных с переговорами между Пирром и римлянами.

После поражения при Гераклее римляне оказались в тяжелом положении. На севере еще продолжалась война с этрусками, вновь подняли голову с трудом покоренные недавно самниты; к ним к тому же присоединились бруттии и луканы. Но более всего римлян пугали перспективы продолжения войны с Пирром