Анастас Микоян. От Ильича до Ильича. Четыре эпохи – одна судьба - Стас Намин

Как снимали Н. С. Хрущева: Материалы пленума ЦК КПСС. Октябрь 1964 г. // Исторический архив. 1993. № 1; Утаенная Конституция Никиты Хрущева: Стенограммы заседаний Конституционной комиссии. 1962–1964 гг. // Исторический архив. 1997. № 1; Таковы, товарищи, факты: Записи В. Малина на заседании Президиума ЦК КПСС // Источник. 1998. № 2; Т. Хрущев резко изменился в отрицательную сторону // Источник. 1999. № 5; Посетители кремлевского кабинета Н. С. Хрущева // Источник. 2003. № 4; Десять лет правления Н. С. Хрущева. 1954–1964 гг.: Документы из личного архива Н. С. Хрущева // Источник. 2003. № 6; Президиум ЦК КПСС. 1954–1964. Черновые протокольные записи заседаний. Стенограммы. Постановления. Т. 1. – М., 2003; Никита Хрущев. 1964: Стенограммы пленума ЦК КПСС и другие материалы. – М., 2007.

РЕКОНСТРУКЦИЯ

1964 год. 14 октября

Москва. Ленинские горы

Вечером того же дня Микоян пришел к Хрущеву домой.

– Никита, – сказал Микоян. – Да, это произошло. Но жизнь не закончилась, и ты не должен падать духом. Слава богу, они тебе все оставят. Квартиру, загородный дом, машину, охрану и обслугу закрепят пожизненно, дадут пенсию в 500 рублей.

– Хорошо, – сухо ответил Хрущев.

– Еще, – добавил Микоян, – есть мнение, что за тобой можно закрепить должность члена президиума Верховного Совета. Лично я предлагал учредить для тебя должность консультанта президиума, но остальные были против.

– Напрасно, Анастас Иванович, – сказал Хрущев. – Спасибо, друг, что стоял за меня до последнего. Но они меня видеть не хотят, я им не нужен, и мои советы тем более. Зачем я им после всего, что было? Нет, Анастас Иванович, теперь я пенсионер. Да и тебе, после того как ты так за меня выступил, не видать нормальной работы и уважения. Ты им тоже не нужен.

– Я это прекрасно понимаю. К власти пришли совсем другие люди, с другими принципами, у них свое видение жизни и государства. Мы ведь с тобой их хорошо знаем.

Хрущев вышел проводить Микояна. Они обнялись на прощание. И более лично не встречались.

Микоян пешком вернулся к себе в квартиру, благо они с Хрущевым жили в соседних домах. Свет зажег только в кухне. Выпил бокал красного вина, но ничего не почувствовал. Со дня смерти Ашхен прошло почти два года, но он так и не привык к одиночеству. Все казалось – вот она сейчас зайдет, сядет рядом, спросит, почему он опять такой мрачный и задумчивый. А он опять в тысячный раз подумает, что не надо бы ей рассказывать о том, что случилось, но потом все равно расскажет. Больше некому. Можно позвонить Артему, позвать его в гости, но Артем, хоть и родной брат, но все-таки живет отдельной жизнью, среди совсем других людей, наедине с чертежами и математическими формулами. «Не с кем поговорить», – печально подумал Анастас Иванович Микоян.

И когда Ашхен все-таки вошла и села рядом, он не удивился и не испугался. Она ведь всегда была рядом и даже после смерти помогала ему, когда успокаивал Фиделя, когда договаривался с Кеннеди. Вот и теперь явилась, чтобы если не помочь, то хотя бы облегчить тяжесть раздумий.

– Я сплю, – сказал он. – Это все не по-настоящему.

Л. И. Брежнев награждает А. И. Микояна орденом

– Неважно, – ответила Ашхен. – Ты ведь хотел со мной поговорить. Давай поговорим.

– Они жестко убрали Хрущева, – объявил Анастас. – У меня были какие-то надежды, но я думал об этих людях лучше. Хрущев даже заплакал на заседании, так они его унижали.

Ашхен печально улыбнулась.

– А разве они давали тебе повод думать о них хорошо?

– Ну, допустим, Суслова я неплохо знаю, вместе работали. Но ты права – они не давали мне такого повода. Я пытался хоть как-то отбить Никиту, но они и на меня поднялись.

– Ты защищал Хрущева?

– А как иначе?

– Но ведь он никогда не был твоим другом.

– Да, конечно, он не был мне другом, но он был мой единомышленник и никогда меня не предавал. И при всех своих недостатках, которых хватало с перебором, он был талантливым человеком, и мы вместе сделали большое дело. В политике иногда это важнее дружбы. Когда мы проводили двадцатый съезд, мы были в меньшинстве. Я и Никита. Мы были союзниками, мы хотели одного и того же – исправить ошибки Сталина и свои собственные. Рассказать правду, спасти невиновных, развернуть страну к лучшему. И у нас почти получилось.

– Почему почти? Уже все получилось. Весь мир теперь знает правду.

Микоян горько усмехнулся.

– Нет. Чтобы исправить все ошибки, чтобы обнародовать всю правду, нужны десятилетия упорной работы, нужно вовлечь в дело миллионы людей. Но нам такого шанса не дали. Теперь, когда Хрущева нет, они все свернут. Суслов, Брежнев, Андропов, Подгорный, Шелепин – эти ребята похоронят все наши усилия. Конечно, они не будут заново ставить памятники Сталину, но и критиковать его не будут тоже. Скорее всего, просто сделают вид, что не было никакого культа личности и репрессий не было. В учебниках истории про Сталина оставят три строчки. А они сделают свой культ, – Анастас Иванович улыбнулся, – правда, личности там не будет.

Ашхен печально покачала головой.

– В любом случае, если ты защитил Никиту, ты сделал правильно.

– Мне было жизненно важно, чтобы Никита остался, – ответил Микоян. – Пусть и не первым секретарем, пусть с понижением, но чтобы сохранил хоть часть влияния. Нам с ним нужно было еще хотя бы пять лет. Тогда бы мы вернули многое, чего лишились при Сталине. Прежде всего – открытую дискуссию в партии и полную реабилитацию всех репрессированных. Но нынешним, тем, кто теперь получил власть, им этого не нужно. Никто из них на пленуме про Сталина не сказал ни слова.

– Но тогда, – сказала Ашхен, – получается, что ты их всех восстановил против себя. Ты дал им понять, что не хочешь с ними работать.

– Ты права, – ответил Микоян, – ты опять права. Я бы хотел и дальше работать, ведь многое не сделано. Но с ними это невозможно. Я знаю им цену. И они знают, что я знаю. Почти все они – выдвиженцы Хрущева, то есть они предали того, кто их вытащил. Классический случай, в стиле Шекспира. Теперь, когда они его предали, они начнут предавать друг друга, пока не останется один-двое. Может, это будет Подгорный, а может, Брежнев.

Ашхен улыбнулась.

– Ну, раз они для тебя не представляют интереса, тогда и мне про них знать не надо, – она обняла его. – Мы были вместе в самые трудные дни. Когда тебе снова станет трудно, я опять приду. А пока прощай и береги наших внуков.

Он проснулся и обнаружил, что