Евреи в России: XIX век - Генрих Борисович Слиозберг

(интересовавшее меня, как члена правления петербургской общины) оказалось невозможным. Несомненно, что и впоследствии представители общин или отдельные лица от времени до времени предстательствовали пред властями в интересах евреев. Надлежащие архивные изыскания, вероятно, дали бы богатый материал для истории инициативы и общинных представителей, и отдельных частных лиц в отстаивании еврейских прав, интересов и нужд. Не имеется, к сожалению, и истории раввинских комиссий, которые, со времени учреждения их при Николае I, собирались хотя и редко, но все же несколько раз в столице. Между тем, судя по материалам, имевшимся в моих руках и относящимся до раввинской комиссии 1857 года, эти комиссии помимо разрешения текущих вопросов, представлявшихся на их рассмотрение свыше, возбуждали и ходатайства общего характера. Но уже те отдельные данные, которыми мы можем располагать, показывают, что инициатива таких ходатайств всегда исходила от отдельных богатых евреев, которые по своему деловому положению в состоянии были завязывать сношения и с власть имущим кругом, и с отдельными влиятельными лицами из этого круга, ведшими имущественные дела с евреями. Установилась, таким образом, традиция, что при подходящей возможности тот или другой богатый еврей пытался использовать свое влияние на отдельных причастных к власти лиц. Положение, конечно, ненормальное, но неизбежное при отсутствии организационного еврейского представительства и при ограниченной духовно-религиозными вопросами сфере деятельности общин. Все же, как ни малочисленна была тогда в России еврейская интеллигенция, попадались и в этом слое отдельные лица, которые, будь у них интерес к еврейскому горю, могли бы соперничать с этими отдельными богатыми евреями или хоть содействовать им в деле улучшения правового положения своей народности, ее экономического и духовного быта. Но таких попыток почти не было сделано. Участие еврейской интеллигенции в этой области выразилось единственно в деятельности Лилиенталя, Мандельштама и нескольких других лиц в деле общего образования евреев и в создании еврейских учебных заведений при министре народного просвещения графе Уварове. Но инициатива этих лиц привела к результатам мало ощутительным и поставила их в непримиримое противоречие с стремлениями еврейской народной массы, усматривавшей в их работе ассимиляторско-реформаторские цели. Даже отдельные выдающиеся случаи, как, например, дела о ритуальных убийствах — Велижское в 1827–1830 годах, Саратовское в пятидесятых годах[192], — не в состоянии оказались разбудить энергию этих единиц, немногих, но все же имевшихся налицо уже и в те времена.

В эпоху, к которой относится эта часть моих воспоминаний, представительство еврейских интересов имело уже свою традицию, и в ней для интеллигентных работников места не уделялось. Отдельные лица, влиятельные по своему коммерческому и финансовому положению, держали это представительство в своих руках; у них создались уже выработанные навыки и приемы; инициативы для привлечения интеллигентных сил к общественно-политической работе они не проявляли. Сама же интеллигенция не была организованна и даже не сознавала себя как отдельную группу; она была еще далека от народной массы, которая ее не знала, но зато знала тех отдельных богатых евреев на местах и в особенности в столице, которым судьба народа была близка.

Не было никакой не только организации, но и навыка к оказанию того, что впоследствии называлось юридической помощью еврейскому населению. Между тем эта потребность была и настоятельна и постоянна… Сложная сеть законодательных постановлений о евреях, затрагивавшая все стороны еврейской жизни, уже в начале восьмидесятых годов требовала юридической разработки не только в смысле теоретическом (эту задачу выполнил И.Г. Оршанский, выполнял отчасти уже тогда и М.Г. Маргулис), но и в практическом, для каждого отдельного случая. Распоряжения местных властей относительно конкретных случаев в отношении евреев весьма часто являлись продуктом произвола, выходящего за пределы закона. Необходимо было обращаться к высшей власти для отмены таких распоряжений; но такое обращение требовало профессиональной или, по крайней мере, интеллигентной работы, а она не производилась. Когда я впоследствии стал заниматься непрерывным отстаиванием интересов евреев путем обращения к высшим инстанциям, главным образом к Сенату по первому департаменту, я был удивлен малым количеством дел, доходивших до Сената по жалобам отдельных евреев. Не было специалистов по знанию законодательства о евреях, не было, по-видимому, и охотников помочь населению в насущной его потребности, хотя это население ежечасно наталкивалось на толкования и распоряжения властей, несогласные с законом. В то время имелся в столице всего один адвокат, который практически отстаивал эти интересы отдельных лиц в качестве их поверенного. Это был лучший знаток законодательства о евреях и вместе с тем лучший знаток административной практики — присяжный поверенный М.И. Мыш. Но к нему обращались только евреи более состоятельные, да и притом он был один. Он, правда, никогда не отказывал в помощи и неимущим. Но масса не была осведомлена о его готовности и фактически не имела к нему доступа. Последствием этого было то, что и в частных интересах евреи обращались не к представителям либеральной профессии, а к тем же богатым евреям с просьбами употребить свое влияние для разрешения того или другого дела.

Любопытно, что погромы 1881 и 1882 годов не вызвали с еврейской стороны, даже в сравнительно крупных центрах, попыток расследовать обстоятельства, сопровождавшие возникновение погромов, и выяснить виновников их. Известно, что участников погромов судили мировые судьи по обвинению полицией в «нарушении общественной тишины и спокойствия», караемом краткосрочным арестом. Нигде и никем не представлялось гражданских исков о возмещении убытков, а между тем достаточно было заявления о возмещении в размере свыше 300 рублей, чтобы дело обращено было в окружной суд — и даже с производством предварительного следствия, которое, при гласности суда, выяснило бы картину погромов, происходивших в многочисленных местах по одному установленному образцу.

В общем выводе приходится признать, что причина занимающего меня здесь явления лежит в оторванности и отчужденности первых пионеров еврейской интеллигенции от народной массы, от еврейства и его судьбы.

ГЛАВА VIII

Университетские занятия • Профессор А.Д. Градовский • Профессор Н.Д. Сергеевский • Наука уголовного права в восьмидесятых годах • Новые теории и направления • Университетское сочинение на соискание золотой медали • Заграничная поездка • Окончание университетского курса • Избрание дальнейшего пути • Решение о научной поездке за границу

Возвращаюсь к своим студенческим годам. Среди моих профессоров не было никого, кто своими лекциями увлек бы меня и побудил бы с самого начала к научной работе. Был среди них Бершадский, тогда еще приват-доцент, занимавшийся в то время историей евреев в Литве; но, знаток литовской истории, он читал лекции по философии права. Обаятельный как человек, с неоценимыми качествами души, он как профессор, в особенности по