Моя неотложная помощь - Ольга Ивановна Коротаева

срочному семейному делу, – нервно теребя сотовый, оправдывается заведующая. – Я её подменила… Лишь на секундочку отвлеклась. Но вы не волнуйтесь, Артёма уже ищут! Он не мог уйти, ведь калитка на электронном замке. Наверняка где-нибудь спрятался… Охранники прочёсывают территорию, няни осматривают садик. Я вызвала полицию…

– Полицию? – цежу, мечтая вцепиться ей в волосы, но держусь из последних сил, чтобы понимать, с чего начинать поиски. – А когда вы собирались позвонить мне?

Она болезненно морщится, отводит взгляд, и я понимаю, что мне бы позвонили в крайнем случае. Делаю шаг, чтобы высказать этой женщине всё, что думаю, но Марк удерживает меня. Сурово спрашивает:

– Вспомните, когда вы видели мальчика. С тех пор кто-нибудь приходил?

– Никто! – возмущённо отвечает она. – У нас отличная система безопасности и…

Давится окончанием фразы под его жёстким взглядом. Я же понимаю, что сын мог сам открыть изнутри калитку, и холодею, едва дыша. А в следующий миг уже бегу к выходу. Расталкивая людей, не видя перед собой ничего, кроме забора, за которым сереет дорога и носятся машины, жму кнопку и выскакиваю на тротуар.

– Ар-тё-о-ом! – кричу, едва сдерживая слёзы.

Смотрю по сторонам, не представляя, куда мог направиться Тёмка. Зачем он это сделал? Власов догоняет меня и придерживает за плечи, но я стряхиваю его руки и глотаю слёзы.

– Соня, не реви, – велит мужчина. – У мальчика в этом районе есть знакомые? Друзья?

Мотаю головой и всхлипываю от бессилия. Марк продолжает допрос:

– Он мог отправиться домой пешком?

– Нет, конечно, – смотрю на него с укором. – Тёма умный и послушный мальчик! Он знает, что так делать нельзя.

Меня снова душат слёзы, перед глазами всё расплывается. Я делаю шаг влево, потом вправо, не зная, в какую сторону идти искать ребёнка.

– Тогда переведи дыхание и постарайся не впадать в истерику. – Марк тихонько встряхивает меня и смотрит в глаза. – Думай, что ему могло понадобиться вне садика? У него были деньги? Может, мороженого захотел? Или сделать то, что запрещают в группе?

– Рогатка? – вздрагиваю я. – Утром он оставил её в ящичке, но…

Осекаюсь и оглядываюсь. Через дорогу расположен небольшой парк. Может, Артём собирался пострелять? Кидаюсь к воротам, как вдруг раздаётся резкий гудок, визжат тормоза. Власов дёргает меня на себя и шипит:

– Жить надоело?!

– Пусти, – отталкиваю его.

Но Марк бежит рядом и машет гудящим машинам, чтобы нас пропустили, и мы добираемся до парка.

– Разделимся, – бросает Власов, и я бегу влево.

Каблуками увязаю в грунте, оглядываюсь, рассматривая каждого ребёнка, но Тёмы нигде нет. Встретившись с Марком, смотрю с надеждой, но он мотает головой. Предлагает:

– Вернёмся к садику, может, он уже нашёлся?

У входа вижу полицейскую машину и двух мужчин в форме. Рядом топчется заведующая, старается не встречаться со мной взглядом и сообщает полицейским:

– Плотник, который ремонтирует забор, видел, как мальчик, похожий по фото, садился в машину.

Услышав это, я плавно стекаю на асфальт, и Власов, торопливо припав на одно колено, едва успевает меня подхватить. Смотрит снизу вверх на заведующую:

– Вы говорили, что за мальчиком никто не приходил! Тогда кто же его увёл?

Женщина бледнеет, полицейские задают вопросы, а я едва могу дышать. Трясущимися руками достаю телефон и набираю Женю:

– Ты Тёмку забрал?!

– Нет, – бурчит тот. – Хотел, но Крокодиловна не отдала. Сказала, ты запретила. Вот скажи, что…

– Значит, ты приходил? – сдерживая рыдания, перебиваю я. – А потом уехал один?

– И всё из-за тебя!

И тут в трубке слышу хлопок двери и звонкий голосок Артёма:

– Мам? Мама, ты где?

– Это ты где?! – кричу, стискивая телефон. – Артём! Тёмочка! Женя, немедленно дай трубку моему сыну!

– Мам? – раздаётся громче. – Ты в больнице?

– Почему ты так решил? – теряюсь я.

– Дядя Женя сказал, что ты заболела, – жалуется сын. – Но Мария Константиновна всё равно его не пускала, и он ушёл. А потом и она ушла. А я решил поехать домой, ведь тебе плохо. Мам, там такси ждёт, надо заплатить…

– Ты вышел и уехал на такси? – Голос мой срывается, и я сиплю. – Ты хоть понимаешь, как я испугалась, когда узнала, что тебя нет в садике?!

Тёма начинает плакать:

– Мама, прости, пожалуйста! Дядя Женя сказал, что ты больна!

Он захлёбывается в рыданиях, а я с помощью Марка поднимаюсь на ноги и, коротко глянув на полицейских, поясняю:

– Отчим Артёма. Мы разводимся, и я просила не отдавать ему ребёнка.

Обещаю позже приехать в участок, а потом умоляюще гляжу на Марка. Тот молча ведёт меня к машине. Всю дорогу меня трясёт так, будто сижу на электрическом стуле, и Власов постоянно бросает на меня обеспокоенные взгляды. Но молчит.

У дома лихо тормозит, помогает выйти из машины и подняться по ступенькам. Убедившись, что я стою и не падаю, жмёт звонок. А когда дверь открывает улыбающийся Женя, бьёт его кулаком в челюсть.

Глава 15

Честно говоря, то, что было потом, помню с трудом. Кажется, я обняла Артёма и, прижимая к себе сына, плакала так долго, что едва не потеряла сознание. Сейчас же, проснувшись утром, всё равно пытаюсь восстановить хронологию событий. Жив ли Женя? Власов ему хорошо врезал, но я думала только о сыне и не обратила на бывшего внимания.

Второе… Когда ушёл Марк? Кто запер дверь? Желая убедиться, что всё в порядке – сын спит у себя, а у порога не валяется труп бывшего, – я сползаю с кровати и бреду к двери. Ноги подкашиваются от слабости, голова кружится, в груди всё ноет, будто ужас, который пережила вчера, выжег часть сердца.

Толкаю дверь детской и удивлённо смотрю на идеальный порядок в комнате. Книги аккуратно сложены на полке, кровать заправлена так, что не заметно ни складочки, на полу ни носков, ни футболок, рогатка блестит на комоде рядом с тикающими часами.

Шесть утра. Тёма сам никогда не поднимался раньше одиннадцати.

Сердце пропускает удар. Охнув, разворачиваюсь и, едва не скатываясь с лестницы, бегу в гостиную. Трупа нет, но и сына тоже. И тут слышу голоса, доносящиеся с кухни, и бросаюсь туда. На пороге замираю, не веря собственным глазам.

– Ой, мама проснулась! – улыбается Артём, а мне кажется, что я всё ещё сплю.

Мой сын стоит на табуретке и с важным видом шеф-повара мишленовского ресторана заглядывает в кастрюлю, в которой что-то булькает. На Артёме мой фартук, а волосы, которые обычно с утра торчат во все стороны, лежат с чётким пробором. На столе стоят три тарелки и три чашки…

Но самое странное, что посреди этого сюрреализма