Жись как она есь. #ТекстЫ среднего возраста про любовь, бородатого мальчика, женщин и счастье. То, что вы и сами знали, но боялись сказать - Сергей Леонидович Жерихин

поддерживал перспективу передвижения на двух конечностях вместо четырех. Как только я помог ему подняться, он мгновенно подогнулся в коленях и начал заваливаться куда-то вбок. Поймав персонажа теперь уже двумя руками и удерживая в районе подмышек на максимально возможном от себя расстоянии, я тем не менее хватанул носом испарения таких видов и сортов алкоголя, которые вряд ли можно найти в «Азбуке вкуса».

Перегар представлял собой тонкую, ароматную смесь из многодневного запоя с его нотками кислинки и безысходности, а также куражного купажа, очевидно недавнего потребления.

Стараясь дышать реже и преимущественно ртом, я подумал, что со стороны эта картина выглядит так, будто молодой папаша впервые берет на руки своего ребенка и осознанно не приближает к себе, дабы не оказаться заблеванным. Могу сказать, что моя мотивация в данном случае была точно такой же.

На расстоянии вытянутых рук я сумел рассмотреть своего собеседника. На вид лет пятьдесят-шестьдесят. Более точное определение возраста было затруднено грязью на лице и рассечением над левым глазом.

Уже слегка запекшаяся кровь говорила о том, что повреждение не сверхсвежее и, скорее всего, получено от такого же забулдыги: попадание хоть и точное, но однократное. Поединок явно длился недолго, и мой боец ту дуэль проиграл.

Глядя прямо ему в глаза и крепко раздражаясь пониманием того, что ближайшее время мне, очевидно, придется провести с ним, выдавая каждое слово отдельно от прочих, я спросил:

— Как. Тебя. Зовут?

На секунду приподняв голову к беззвездно-туманному подмосковному небу, очевидно задумавшись, он выдал:

— Клька… Клька… — и, видимо, осознав всю невозможность подобного обращения в приличном обществе, по-прежнему продолжая терять часть гласных, уточнил: — Нклай…

Уже в следующее мгновение он уронил подбородок себе на грудь.

— Ты, Николай, с этого района? — Продолжая четко разделять слова, я встряхнул его, отчего голова Кольки-Николая сначала слегка помоталась, но затем вернулась на необходимое для продолжения общения место.

— Не, Пнки… — Коля, очевидно, тратил немалые силы на этот диалог.

Надо отметить, что район Панки́, территориальное отношение к которому обозначил мой новый знакомец, находился от описываемых событий примерно в получасе неспешной прогулки. Однако состояние собеседника не оставляло на подобный променад никаких шансов.

Я аккуратно прислонил Николая лицом к дереву. Он, надо отдать должное, с первого раза ухватился за ствол обеими руками и, очевидно для пущей прочности, дополнительно уперся лбом в березу.

— Ты чувствуешь себя нормально? Может, все-таки скорую тебе?

В прекрасном самочувствии моего собеседника не было сомнений, однако идея отдать его в руки врачей показалась мне вполне здравой. Уж во всяком случае более справедливой, чем поиски таксиста, который бы согласился его довезти до Панко́в.

— Неадоскрй! — По возмущенному возгласу Николая я определил, что российской медицине он в целом не доверяет и, видимо, предпочитает альтернативные способы лечения.

— Но у тебя голова разбита, — осознанно преувеличил я его рассечение. — Дрался с кем-то?

Николай отрицательно замотал головой.

— Нт. Сам… — после этого Коля кивнул подбородком в сторону дерева. — Об нее…

В целом для человека, пережившего нападение березы, он держался неплохо. И, как я обратил внимание, даже некоторые гласные стали возвращаться. Однако опорно-двигательный аппарат Коли, очевидно, объявил свой собственный день независимости. И эту проблему надо было решать.

Десять вечера. Люберцы. Хоть и оттепель, но все же январь. Ночью точно подморозит, и тогда комедийный сюжет про веселого пьянчужку с легкостью превратится в медицинскую драму про будни хирургических отделений и вред обморожений.

— У тебя родственники есть, Коля? — примирившись с мыслью о том, что тут его все равно оставлять нельзя, я добавил в голос понимающего сочувствия. — Позвонить есть кому, чтобы тебя забрали? — Между «тебя» и «забрали» мысленно прибавил «мудака».

Ответ Николая не содержал в себе ни единого слова, но был мною мгновенно понят: отлепив лицо от березы, закатив глаза, Коля поднял лицо к небу и на выдохе отправил в люберецкую ночь утвердительное:

— Пффф…

Данное упражнение слегка шатнуло конструкцию «человек и дерево»; почувствовав качку, Николай мгновенно прислонил лоб обратно к березе.

— Ты номер телефона их помнишь? Давай я позвоню. Пусть приедут.

Внешний вид страдальца не оставлял мне надежды на то, что у него самого может оказаться мобильный. Судя по тому, как в начале нашего содержательного разговора он вспоминал свое имя, вероятность того, что помнит хоть какой-то номер телефона, также близилась к нулю. Но все же это был шанс.

И тут Коля меня трижды кряду удивил.

Во-первых, он сумел оторвать правую руку от ствола дерева, не рухнув при этом на землю.

Во-вторых, залез в карман, извлек из него прямоугольник из пластика и стекла, который на поверку оказался работающим смартфоном непонятной марки и модели, но со светящимся, пусть и разбитым экранчиком.

А в‑третьих, практически не теряя гласных, Николай твердо произнес:

— Я позвнить и сам мгу. Но родствников не надо, — рука с застывшим в ней телефоном вернулась к березе.

Пауза затягивалась. Ситуация осложнялась.

— Коля, ты, конечно, молодец. И гордость твою я по-мужски основательно уважаю, — я очень старался, чтобы голос мой звучал без раздражения. — Однако хотел бы отметить, что торчать с тобой тут всю ночь не собираюсь. А если уйду — береза от тебя рано или поздно сбежит. Ты ебнешься обратно в сугроб и замерзнешь. Так что, Коля, давай мы с тобой не будем пристраивать мне ненужный геморрой. Дай телефон, чтобы позвонить твоим родственникам, или удиви альтернативным способом решения возникшей проблемы…

Голос Коли звучал глухо, мешала рука с телефоном, в которую он уткнулся ртом:

— Купи мне чекушечку и отнси в подезд, — сказав это, он уставился на меня, как человек, давно готовившийся заявить что-то крайне важное, наконец решившийся и теперь ожидавший реакции.

— В какой подъезд, Коля?

— В любой, — он решительно замотал головой по сторонам. — Я впью, псплю в подезде, а потом дмой поду. Сйчас нльзя.

— Коля, как ты собираешься попасть в подъезд? Везде домофоны.

В этой части беседы наступил момент удивления номер четыре.

Вернув в безразмерный карман своего пуховика телефон, который Коля продолжал до того момента держать в руках, мой рыцарь без герба извлек из недр связку ключей. Любопытным являлся тот факт, что на связке не было ни одного ключа от дверных замков, на колечке неровным полукругом болтались разноцветные «таблетки» для замков домофонных.

Ключей было порядка двадцати, и, как ты понимаешь, мой добрый читатель, я не мог не уточнить у своего ночного друга, откуда такие богатства.

С выражением лица «вот вы не знали, а я-то тут не просто так» Коля заговорщически ответил:

— Рбота! — сказав, он наполовину