Альманах «Российский колокол». Спецвыпуск им. В. Г. Белинского - Альманах Российский колокол

И. И. Листвиной: «Гербарии, открытки…» (см. также на «Литрес») и сборник стихов «Прогулки вдоль горизонта». В 2019 г. отрывок из «Герб., откр.» был опубликован в альманахе «Достояние» (Иерусалим). Имеются и другие публикации.

Вариация о фантастике в стиле В. Г. Белинского

Только что я перечитала несколько страниц из первых статей Белинского о Гоголе. И параллельно просмотрела – бегло (да простится мне это слово, ведь я не отношу себя к фантастам) дискуссию о фантастике и реализме на конференции «РосКон». Должна сознаться, что никаких импульсов, взывающих к сравнению, у меня при этом не возникло.

И все же появилось несколько (возможно, отрывистых и разбросанных) мыслей, которыми захотелось поделиться, – только не в плане дискуссии с кем-либо и о чем-либо, а просто с заинтересованными лицами.

Начну с того, что Белинский писал о Гоголе, уже создавшем и «Диканьку», и «Петербургские повести», и «Ревизора». И так как еще не было фантастики, то он счел Гоголя великим реалистом, обладающим весьма богатой фантазией и своеобразным впечатляющим юмором.

Это с тех пор так и осталось: все мы со школьных лет считаем Н. В. Гоголя реалистом. Но при этом и романтиком, и гиперболизатором, и поэтом (по ряду стилистических особенностей слога]. А заодно и пессимистическим юмористом, и автором «словесных фантазий» – ну, скажем, как Лист или десятилетия спустя Чюрленис в музыке… Нет, я не собираюсь продолжать писать о Гоголе в подражание Белинскому, я не только «не вполне фантаст», но и никак не критик.

Возвращаясь к дискуссии на «РосКоне», придется начать с того, что классификация как таковая (иными словами, деление даже и не на жанры, а по графам, вплоть до клеточек] едва ли принесет русской литературе пользу. Равно как и смешение жанров – вплоть до их однородного соединения, как в миксере.

Все говорят: «Но ведь это давно уже произошло в жизни, а началось это еще и до Гоголя. А сейчас процесс резко пошел по нарастающей – в живой и обычной жизни легко найти множество вкраплений фантастики». Да, да, разумеется, с этим-то не поспоришь.

И все же, если вернуться ненадолго к тексту из Белинского… Критик особенно сетует на то, что высокое в литературе стало рутинным и шаблонным, а Гоголя толпа просто не понимает, расценивая его фантазии и юмор как жарт (низкий жаргонный жанр]. Это вольная цитата. Хотя читали его охотно (а в те времена понятие «читать» все же включало некоторую работу мысли и воображения]. Но, говоря языком современности, многие тогда читали Гоголя все же скорее так, как мы А. Райкина или М. Жванецкого.

Бесспорно, заслуга Белинского перед литературой его века очень велика, ведь он заставил-таки читателя понять и оценить не только Гоголя, но отчасти и Пушкина, и Лермонтова… а тем самым и далее.

Перейдем к фантастике, ведь реализм как был, так и остался жанром очень сложным, а рамки его так широки, что простираются чуть ли не до линии горизонта. И постараемся немного сосредоточиться. У меня, например, не вызывает сомнений то, что Н. В. Гоголь был основоположником русской фантастики, к тому же у него были в России и последователи. Наиболее близок к нам из них (и не только по времени) М. А. Булгаков.

Но для всех нас они основоположники. А это слово нудное и основательно приевшееся. Вспомним хотя бы «Театральный роман» Михаила Афанасьевича, что он там такое пишет про основоположников МХАТА [это просто ужас!). Но давно известно, что в России все непрерывно меняется: «И я сжег все, чему поклонялся, / Поклонился всему, что сжигал».

А у всемирной фантастики, датирующейся концом XIX столетия, были другие основоположники. «Базировалась» она в основном на достижениях науки, от которой тогда ожидали позитивнейших чудес. Честно говоря, началась она с Жюля Верна и с Герберта Уэллса, писателя-позитивиста, а вовсе не с Гофмана и Гоголя [или школы каждого из них).

Впрочем, у Уэллса тоже была своя школа – целая плеяда блестящих американских фантастов, имена которых так хорошо известны всем участникам «РосКона» (от мала до велика), что их повторять не стоит. (Да и для всех нас эти американцы давно уже стали основоположниками.)

Но после Первой мировой от корней совсем еще молодого ствола фантастики отделился крепкий отросток, до сих еще пытающийся стать вторым стволом дерева. Это жанр фэнтези, его основали британцы (как и Уэллс) – К. С. Льюис и Дж. Р. Р. Толкиен…

В советской литературе упоминать этот жанр было как-то не принято («мистический душок»). И во всемирной литературе фэнтези и фантастику часто путали, принимая одно за другое. Но в последние два десятилетия смешивать их перестали, теперь ищут различия (оба ствола теперь так основательно оплетены лианами «рутины и шаблона»[1], что трудно разобраться).

В чем все же основное различие жанров фантастики и фэнтези? Оно проявило себя сразу, во времена все того же Г. Уэллса. Первая мировая разбила всеобщие надежды на научный прогресс. От былого оптимизма писатели-фантасты постепенно перешли к отчаянию. Они дошли (под конец) до того, что ощутили себя пророками, притом чуть ли не библейскими. Ярчайший (но далеко не самый мрачный) пример – Рэй Брэдбери, ведь его «Марсианские хроники» намного изощреннее Апокалипсиса, но с не меньшей страстностью предвещают близкий конец человечества.

Постараюсь выразить свою мысль короче, а для этого придется прибегнуть к стихам, ведь они намного лаконичнее прозы. Точнее, к отрывку из одного (не самого известного) стихотворения Булата Окуджавы о двух ангелах, встречающих человека в последний период (пять – шесть лет?) его жизни:

В земные страсти вовлеченный,

я знаю, что из тьмы на свет

шагнет однажды ангел черный

и крикнет, что спасенья нет.

Но простодушный и несмелый,

прекрасный, как благая весть,

идущий следом ангел белый

прошепчет, что надежда есть.

Вот и основное различие: современная фантастика почти уверена в том, что «спасенья нет», а фэнтези [хотя и это далеко не ангельский жанр] порою шепчет, что «надежда есть». Хотя и у Уэллса было кое-что из фэнтези («Дверь в стене»], и у Брэдбери тоже.

Фэнтези школы К.-С. Льюиса немного наивно старается внушить нам ласковый интерес к жизни, к ее бытовым, но при этом таким живым для нас деталям и вещицам, к полкам с книгами, к разговорам лесных и домашних зверей (и зверьков]. В сущности, ее подпочва – сказки Г.-Х. Андерсена.

Последователи этой школы жили-были и в Советском Союзе (и даже вполне легитимно!], в