Тайна Гуччи. Правда, которая ждала своего часа - Аллегра Гуччи

и беспринципного юриста. Далекий от безжалостного рационального профессионализма, Фабио был настоящим сокровищем. Его культура и честность сложились в этику, которая не допускала обходных путей и оправданий. Он был человеком чувствительным и нравственным, ненавидящим морализаторство. От него я узнала, что в любой ситуации нужно выбирать путь, который указывает тебе совесть. Пусть даже этот путь не будет легким, но потом, когда ты посмотришь на себя в зеркало, тебе должно понравиться то, что ты там увидишь. Я поняла, что цель не оправдывает средства: благородство цели начинается с отказа от неблагородных средств. Это не значит, что нужно отказаться от борьбы, если она необходима. Это лишь значит, что бороться нужно честно, соблюдать правила, прислушиваться к голосу совести, предвидеть последствия каждого поступка и нести за него ответственность в полной мере.

Сначала я называла его «профессор», потом «адвокат», потом просто Фабио. Перешла с «вы» на «ты». Время от времени, чтобы подразнить, я называла его то профессором, то адвокатом. Он подыгрывал мне, но не отвлекался от «миссии», которую ты доверил ему. И отчитывал, если я слишком много сквернословила, даже если мы говорили с глазу на глаз. Мы разговаривали каждый день: рассказывали друг другу, как дела, какие планы, как все прошло. Обычай, не принятый как должное между отцами и детьми. Я рассказывала ему об Энрико, парне, который позже стал моим мужем, а он вспоминал свою юность, как участвовал регатах на своем Finne. Фабио тоже любил море и парусные лодки. При каждом удобном случае он рассказывал мне о тебе, но как бы невзначай, не делая на этом акцент. Рассказывал про твое жизнелюбие и желание веселиться, о твоем интеллекте и увлечении конструированием. О твоей меланхолии и слабостях, как мужчины, как мужа, как не совсем идеального отца. Короткие рассказы заканчивались фразой, которую он произносил шепотом: «Он очень любил тебя, но, к сожалению, не нашел лучшего способа выразить это…» Словами, от которых и сегодня, когда я повторяю их про себя, в животе словно разверзается дыра. Это открыло мне те стороны тебя, о которых я не знала, и часто пробуждало воспоминания, которые я похоронила глубоко внутри себя. Если бы в те минуты я закрывала глаза, то могла бы представить, что передо мной не он, а ты – мой отец.

Судя по тому, что рассказывал Фабио, тебя можно было назвать человеком, «несущим свет». Вечный Питер Пэн. Он подчеркивал: это не означало безответственность – это значило сохранить в себе детское восприятие мира, когда все вокруг казалось чудом. Его рассказы подарили мне образ человека, который многое мог и охотно пользовался своими возможностями (например, сесть на частный самолет и полететь в Париж на ужин). Который мог радоваться даже мелочам: съесть сэндвич с салями из уличного ларька с друзьями было для тебя счастьем. Маурицио, которого знал Фабио и о котором рассказывал мне, был влиятельным человеком (имя, компания, успех, всемирная слава), но не рабом величия, которое ему обеспечивало его состояние (или – обеспечивал его банковский счет).

Ты обожал футбол. Фабио использовал любую возможность, чтобы напомнить мне об этом. Неизменно щелкал механизм, открывающий сейф памяти. Недостатка в воспоминаниях не было. В детстве в Санкт-Морице я, сорванец, бросала тебе вызов каждый день: мы вдвоем, один на один. Я на воротах, ты решаешься на воображаемый пенальти. Не знаю, ждали ли вы после Алессандры мальчика. Мне сказали, что первое УЗИ было нечетким. Но если бы это был мальчик, его бы назвали Андреа. Вместо этого появилась я: Аллегра Гайя.

Ты любил мотоциклы. Парой слов Фабио запускал в действие машину времени. Я видела себя ребенком в Санкт-Морице, счастливой за рулем маленьких электрических мотоциклов, которые ты дарил мне по собственной инициативе. Так я проводила дни, подражая тебе. Ты ведь был настоящим мотоциклистом и очень любил катать меня на своем Honda Gold Wing, который выглядел как что-то фантастическое.

Однажды летним днем мы приехали покататься в небольшую деревушку недалеко от Санкт-Морица. Нашей задачей было оторваться по полной. Чтобы повеселиться, нужно было собраться всем вместе: ты и я на мотоцикле, Алессандра и наша мама на джипе. Мы бы приехали первыми, если бы мама не срезала по дороге из Шампфера. Видишь, папа, какие фокусы выкидывает память. Смотри, что происходит, когда слушаешь Фабио: мне в голову приходит одно из лучших воспоминаний о тебе и о нас четверых вместе. Счастливая семья. Еще одно воспоминание: через несколько месяцев после твоей смерти я нашла твой гоночный мотоцикл Aprilia в гараже в Санкт-Морице. Я ездила на нем, не имея ни малейшего представления, что это и почему он такой странный и неудобный. После очередного ожога голени я поняла: на этой штуке, как и на всех триал-байках, нужно ездить стоя…

Ты любил застольные удовольствия, которые делились на три вида: еда, выпивка и компания. Фабио был свидетелем этого бесчисленное количество раз. У меня всегда были похожие склонности. Помнишь обеды в ресторане Bebel›s на виа Сан-Марко в Милане? Это было одно из наших любимых мест. Простота заведения, интимность атмосферы, хорошее качество традиционных итальянских блюд (прежде всего тосканских). Золотистый свет, проникающий через окна из свинцового стекла, темно-зеленая деревянная обшивка стен, белые скатерти, дровяная печь для пиццы, буфет вдоль коридора, ведущий в зал, где столы расставлены свободно, на большом расстоянии друг от друга… Однажды моллюск «выплюнул» в меня струю воды: как же мы долго хохотали. Нашим местом встречи в выходные вечером был исторический ресторан Boeucc на пьяцца Бельджойозо, в самом центре Милана. Мы все были – а я остаюсь до сих пор – любителями морепродуктов, особенно моллюсков. Заказ был практически неизменным: 12 видов моллюсков. Пир. После ужина было приятно немного постоять на улице, посмотреть на старинные здания через освещенные окна.

Ты любил теннис. Как и Фабио. Но не я: в отношении к «белому спорту» мы совершенно не совпадали. Ты готов был мучиться под полуденным солнцем, лишь бы взять в руки ракетку, я же сходила с ума от футбола и мотоциклов. И все же сколько воспоминаний! Ты возил своих дочерей по всей Европе, чтобы увидеть самые зрелищные финалы[6]. Джон Макинрой и Андре Агасси, уровень был очень высок. Я видела, как в перерывах ты светился от счастья и оживленно комментировал нам тот или иной удар. Но во время игры ты был сосредоточен на технических приемах, словно расшифровывал древнее писание. Алессандра веселилась почти как ты. А мне было скучно: этот несчастный мяч, летающий с одной стороны корта на другую со сверхзвуковой скоростью, не приводил меня в восторг. Тем