Тайна Гуччи. Правда, которая ждала своего часа - Аллегра Гуччи

и у них родились двое сыновей – Антонио и Джулио. Ты помнишь его кабинет, его огромную библиотеку? Ценное собрание книг по юриспруденции, насчитывающее более шести тысяч томов, семья передала в дар Миланскому католическому университету[7]. Лучший способ почтить память Фабио, его выдающуюся карьеру, и увековечить его дух поиска справедливости через закон. Я представляю, что вы снова вместе. Ты расспрашиваешь его, а он, как всегда неразлучный со своими часами Swatch со швейцарским флагом на запястье, делится новостями и рассказывает обо мне.

4

Сильвана Барбиери Реджани, дела семейные

Дорогой папа,

а теперь давай поговорим о Сильване Реджани. Мать моей матери Патриции. Полагаю, ты не очень хорошо ее знал. По крайней мере, не так хорошо, как мы, Алессандра и я, долгое время прожившие под ее крылом. Ежедневная близость, которая с моей стороны, признаюсь, приобрела характер покорности, принятой из ложно понятого чувства семейного долга и пассивности. Пассивность – болезнь, похожая на туман, с которой я жила с того дня, как осталась без тебя.

Для Сильваны существовали только деньги и проистекающая из них власть: даже семейные связи – мифические кровные узы – регулярно отходили на второй план, уступая место материальным интересам.

В детстве я почти не видела ее. Разумеется, ее приглашали на дни рождения и другие семейные торжества, например крестины или причастия. Но на Рождество она почти никогда не приезжала. Собраться вместе было трудно: мы любили проводить эти предновогодние дни дома, в нашем заснеженном Санкт-Морице или в Нью-Йорке, тоже сказочно красивом под белым покрывалом. Она же предпочитала оставаться в Милане, если изредка не решала поехать в Монте-Карло. Организовать совместный обед или ужин было бы несложно (мы столько раз обещали это друг другу), но благие намерения быстро испарялись. Я даже взяла в руки альбом, готовая к тому, что, возможно, ошибаюсь: память избирательна и показывает нам то, что мы хотим видеть. Остальное она хранит в тени или прячет за символами, которые порой не так-то просто расшифровать. Но что касается этой темы, память не подводила меня: на Рождество она не бывала с нами, потому что на семейных фотографиях, где фигурирует наряженная елка, ее нет. Все-таки ее отношения с дочерью были далеко не безоблачными, они предпочитали держаться на расстоянии друг от друга.

И все же в детстве меня тянуло к Сильване. Она была женщиной, полностью сосредоточенной на себе, всегда курсирующей из одного дома в другой. У нее была твердая воинственная походка, в которой чувствовалась уверенность в себе. Туфли на высоком каблуке, облегающие бедра юбки, сумка Gucci с синим, красным и белым греческим узором и золотым символом Дома в центре. Как говорил Франсуа Трюффо, это было воплощение гордости, с которой циркуль ее прекрасных ног измерял мир.

Сильвана была красива и знала это. Но она излучала холодный свет, который делал ее скорее надменной, чем аристократичной. Природа наделила ее изящными кистями рук, и, чтобы подчеркнуть это, она ухаживала за своими ногтями, как одержимая. Длинные, идеально покрытые красным лаком, венчающие красивые пальцы. Ногам она уделяла не меньше внимания. От природы у нее были рыжие и густые волосы, но прическа, которая вроде бы казалась простой, делала их еще более эффектными, дополняя ее облик: начесанные на макушке волосы были собраны в мягкий шиньон. Элегантное обрамление лица, сдержанное и в то же время воздушное, раскрывало характер женщины, которая старалась придать себе стать и одновременно неудержимо рвалась в свет.

Сильвана родилась в Милане, но выросла в Модене при ресторане своих родителей, которые передали ей любовь к традиционной кухне и изрядную ловкость рук. Но ей не суждено было стать кухаркой – ей бы подошла роль бухгалтера. Усвоенных навыков, впрочем, оказалось достаточно, чтобы покорить внучек. Лучше всего ей удавались тальятелле аль рагу: домашняя паста и мясной густой соус, который нужно было готовить несколько часов.

Переезд из провинции Эмилии-Романьи в Милан был связан с очень удачным браком: командор Фернандо Реджани открыл перед ней двери высшего общества. Посещение салонов промышленной буржуазии и путешествия по всему миру стали ее университетами. Она хотела быть тем, чем владела, но того, чем она обладала, ей было недостаточно. Удачное замужество обеспечило ей чрезвычайно комфортную жизнь до и после смерти мужа в сентябре 73-го. Однако переход в другое измерение произошел, когда ее дочь Патриция вышла замуж за тебя, Гуччи. Возможность каким-то образом разделить притягательность зятя и косвенно использовать огромные экономические ресурсы семьи придавала ее врожденным амбициям дополнительное мощное ускорение.

В своих воспоминаниях, переданных переданных судьям в ходе процесса, в котором нас троих обвинят, а потом оправдают в уклонении от уплаты налогов (об этом я расскажу позже), бабушка описывала историю недвижимости, доставшейся ей после смерти командора Фернандо: «Я избавилась от той собственности, которая имела особую эмоциональную ценность или вызывала неприятные воспоминания, и оставила ту, что была результатом работы моего мужа и приносила мне доход, – писала Сильвана. – Дом на корсо Маттеотти[8] – три спальни, с террасой и прислугой, я арендовала, поскольку еще не решила, где обосноваться […]. В Монте-Карло, куда переехала позже, я познакомилась с владельцем агентства недвижимости, который нашел мне квартиру – не очень большую (100 кв. м), но расположенную в престижном районе, прямо с видом на порт. Я прекрасно обставила ее, превратив в настоящее сокровище. Маурицио и Патриция часто оставляли со мной моих внучек, Алессандру и Аллегру, когда уезжали в кругосветные путешествия, и квартира становилась нам тесна. Тогда я купила новую, с прекрасным расположением и красивой террасой […]. Я часто принимала у себя друзей, виделась с князем, встречалась с большим количеством людей. В самый близкий круг входили, например, графиня Оффеддуцци, известная еврейская семья Альзарачи, семья Альдрованди, известные обувщики […]. В Милан я приезжала по делам, связанным с недвижимостью, и чтобы повидаться с дочерью, если она не была в Санкт-Морице или еще где-то. В то время в Монте-Карло проходила в основном светская жизнь, которая занимала большую часть моего времени, поскольку мне не нужно было работать и я могла распоряжаться своим наследством».

У меня остались яркие воспоминания о роскошной квартире в Монте-Карло. Она находилась на верхнем этаже шикарного здания с двойным входом: один, главный, с бульвара Мулен, другой – с авеню Гранд Бретань. Это был пентхаус, полностью облицованный белым мрамором, с обзором города в 360 градусов: из его окон можно было увидеть море, казино и один из поворотов Гран-при Формулы-1. Лифт поднимался в самый центр квартиры: направо – гостиная и кухня, налево – спальни. Сверкающая в лучах солнца терраса