История войны 1814 года во Франции - Модест Иванович Богданович

Наполеон оставил Талейрана в Париже членом совета регентства и, вместо того чтобы обласкать его, осыпал его упреками. Он сказал ему напрямик, что он его знает, что считает его способным на все и что при первом сомнительном его шаге даст ему почувствовать свое негодование. Затем было поручено герцогу Ровиго (Савари) строго наблюдать за ним и за некоторыми другими сановниками, впавшими в немилость Наполеона3.

Без всякого сомнения, если бы Наполеон и не оскорбил Талейрана, если бы даже был к нему милостив, то все-таки не мог бы совершенно полагаться на его преданность. Как только Фортуна оставила своего любимца, то не следовало ему надеяться на верность людей, подобных Талейрану, которые изменяли каждому колеблющемуся правительству, являлись опорой каждого другого более сильного и, заботясь только о собственных выгодах, не стыдились повторять, что всегда служили одной и той же Франции.

Никто лучше Талейрана не мог соединить и направить к общей цели усилия различных партий, подавленных Наполеоном, но не уничтоженных им. Происходя от одной из знатнейших французских фамилий и будучи в молодости важным сановником церкви, Талейран сохранил связи с роялистской аристократией и с некоторыми из почетных лиц высшего духовенства, не обращавшими внимания на его отступничество, а признав как совершившийся факт уставы Революции и отслужив обедню на «алтаре отечества» в день торжества федерации 14 июля н. ст. 1790 года, он сдружился со многими из корифеев республиканской партии, пользовался их содействием для достижения важных степеней на дипломатическом поприще и мог надеяться, что ненависть их к Наполеону, более самовластному, нежели бывшие короли Франции, заставит их принять сторону каждого из врагов империи. В недовольных тогда не было недостатка: Вандея не забыла Бурбонов и по-прежнему готовилась пролить за них кровь лучших сынов своих, да и вообще усиленные конскрипции и поборы заставили французов разлюбить слишком дорого им стоившую военную славу.

В таких обстоятельствах дом Талейрана в Сен-Флорентинской улице сделался сборным местом наполеоновых неприятелей. Туда сходились люди разнородных мнений и тенденций; многие из них принадлежали к духовенству. Там встречались герцог Дальберг, аббаты де Прадт и Монтескю, барон Луи. Дальберг – потомок древней немецкой фамилии, племянник принца-примата, озлобленный против Наполеона передачей владений его дяди принцу Евгению, человек замечательного ума и необыкновенно деятельный; аббат де Прадт, после неудачного посольства в 1812 году в Варшаву удаленный в свою епархию, потом возвратился в Париж и не скрывал ненависти к Наполеону. Герцог и аббат Монтескю, агент Бурбонов, высланный из Парижа, возвратился туда тайком и участвовал во всех замыслах врагов Наполеона. Барон Луи принял с жаром сторону Революции, потом удалился с прочими эмигрантами из Франции, а по возвращении в отечество посвятил себя изучению политической экономии и выказал гениальные способности по части финансов. Там же можно было видеть бывших чиновников королевского придворного штата, привлеченных на службу императорского двора Наполеоном из тщеславия окружить себя людьми знатных фамилий. Все они, более или менее пользуясь почетными званиями и большим жалованьем, выжидали с нетерпением падение того, который в глазах их был не что иное, как выскочка. Сам Талейран выслушивал мнения своих гостей с благосклонной улыбкой, остерегался высказаться сам и только лишь изредка, наедине, открывал собственные намерения немногим из доверенных лиц, в особенности же герцогу Дальбергу, который, будучи весьма ловок и имея многие связи, мог более всех содействовать его замыслам. Аббата де Прадта он считал слишком легкомысленным, чтобы сколько-нибудь ему ввериться. Нередко посещал он герцога Ровиго (Савари), под предлогом желания узнать о ходе дел, изъявлял ему живейшее участие в подвигах французской армии, соболезновал о неспособности многих сподвижников императора и горько жаловался, что такой великий человек не имеет достойных помощников для исполнения своих гениальных намерений. Таким образом, самое осуждение современного порядка дел имело вид преданности к Наполеону и ослабляло слухи о кознях в Сен-Флорентинском дворце, доходившие сокровенными путями до министра полиции.

Как Талейран, так и Дальберг были убеждены, что никакая попытка народного движения в пользу Бурбонов не была возможна, пока союзники действовали как бы ощупью и вели переговоры с Наполеоном. Надлежало довести это обстоятельство до сведения союзных монархов. В числе обычных посетителей Талейрана был дофинеский дворянин Витроль (Vitrolles), человек умный и смелый, служивший некогда в армии принца Конде и впоследствии благодаря покровительству Г. Монталива получивший звание барона империи и место инспектора казенных мыз. Тем не менее, однако же, Витроль был готов на все из преданности к Бурбонам, и когда Дальберг предложил ему отправиться в главную квартиру союзников, он тотчас согласился взять на себя это опасное поручение. Осторожный Талейран, не желая, однако же, вверить никому положительное доказательство своего участия в заговоре против императорского правительства, ограничился советами, которые Витроль должен был передать союзным государям и министрам их. Но кроме того, надлежало снабдить агента каким-либо документом, по предъявлении коего его поручение приняло бы полуофициальный характер, и Дальберг, не щадивший себя для достижения предположенной им цели, приготовил требуемую депешу. Получив ее, Витроль с чужим паспортом отправился тайно по дороге в Сан и пробрался с необычайными затруднениями чрез обе армии, французскую и союзную, в главную квартиру коалиции 26 февраля (10 марта)4. Там вручил он графу Нессельроде небольшой лоскуток бумаги, на котором, по вымочке его в соленой воде, оказались следующие слова: «La personne, que je vous envoie, est de toute confiance. Écoutez-la et reconnaissez-moi. Jl est tems d’être plus clair. Vous marchez avec de béquilles; servez vous de vos jambes et voulez, ce que vous pouvez» («Особа, мной посылаемая к вам, заслуживает вполне ваше доверие. Выслушайте ее и узнайте меня. Пора объясниться. Вы двигаетесь на костылях; встаньте на ноги и пожелайте, что можете»)5. Наполеон хотя и не знал ничего об этих интригах, однако же подозревал Талейрана в сношениях с роялистами и предложил ему приехать на конгресс в Шатильон, где Коленкур мог наблюдать за действиями хитрого дипломата. Когда же Талейран уклонился от этого поручения, Наполеон заключил, что он считал падение империи неизбежным6.

Союзники в ответ на предложения, сообщенные Витролем, изъявили ему свое намерение не вмешиваться в династический вопрос Франции. Даже и тогда, когда несговорчивость Наполеона повела к разрыву Шатильонского конгресса, союзные монархи хотя и выказались несколько благосклоннее к роялистам, однако же не прежде сделали решительный шаг в пользу Бурбонов, как уже подойдя к Парижу7.

Вообще же положение Наполеона, окруженного неприятелями извне и внутри империи, истощившего последние средства и встречавшего на каждом шагу измену либо равнодушие к себе, было безвыходно.

В то