«Там, среди шумного моря, вьется Андреевский стяг…» Хрестоматия военного моряка - Коллектив авторов

Эскадра состояла из пяти линейных кораблей типа «Брауншвейг» (трехтрубные), шедших впереди, и пяти типа «Виттельсбах» (двухтрубные), шедших им в кильватер; миноносцы шли по сторонам.

Скорость эскадры 13–14 узлов, «Окуня» – около 2 узлов.

Не зная, на каком расстоянии держатся миноносцы от линейных кораблей, и желая оставить себе как можно больше места для разворачивания на боевой курс между судами, в 21 ч. 05 м. подошел вплотную к головному миноносцу правой колонны и прошел у него вдоль левого борта на расстоянии 15–20 саженей, имея перископ на полфута над водой и не скрывая его.

Расстояние было настолько мало, что на палубе отлично были видны минные аппараты, люди и прочее. Миноносец либо совсем не заметил «Окуня», либо же заметил слишком поздно (когда лодка была внутри его циркуляции), так как курса не менял.

Положил лево на борт, под корму головному и под нос второму неприятельскому миноносцу (расстояние до которого было 3–4 кабельтова), его приземистую трубу и высокий полубак отлично видел и, во избежание столкновения, первый и последний раз за всю атаку опустил перископ и погрузился на пятьдесят футов, после чего услышал над собой работу винтов миноносца.

«Прямо руль!» И как только шум винтов стал удаляться – «Право!.. Всплывай!.. Двадцать пять футов!» На глубине тридцати пяти футов заблаговременно поднял перископ и приготовился осмотреться, как только его кончик выйдет из воды.

Шума винтов следующих миноносцев не слышал. Полагаю, что в это время головной броненосец германской эскадры уже вышел из строя, чтобы таранить «Окуня», потому миноносцы, давая ему дорогу, бросились в сторону и над лодкой или поблизости от нее не проходили.

В 21 ч. 10 м., лишь только перископ на полфута показался над водой, в пяти градусах вправо по курсу увидел таран вышедшего из строя головного корабля германской эскадры (типа «Брауншвейг»), шедшего на пересечку курса «Окуня» в расстоянии двенадцати, а может быть, и меньше, саженей (40 м).

Расстояние было настолько мало, что, смотря в перископ, видел только часть окрашенного в серую краску борта – ни орудий, ни якорного клюза, ни иллюминаторов, ничего другого видеть не пришлось. Казалось, что надвигается какая-то глухая стена, которая сию минуту все уничтожит под собою.

Рассуждать и думать было некогда, нужно было немедленно действовать. Единственным спасением было попробовать нырнуть под броненосец, потому одна за другой посыпались команды: «Пли!.. Право на борт!.. Полный вперед!.. Погружайся!.. Наполнять добавочную (цистерну)!..»

Несмотря на принятые меры, днище броненосца прошло всего лишь в полутора футах выше крышки рубки, а если бы ее сбило с водонепроницаемой резиновой прокладки или только сдвинуло хотя бы на полдюйма, лодку залило бы водой и «Окунь» должен был погибнуть.

Перед столкновением видел в перископ фонтаны сжатого воздуха, выброшенные из минных аппаратов, и слышал работу винтов четырех выпущенных мин. Раздался страшный грохот. Снаружи что-то лопалось, ломалось, рвалось, скрипело. Вся лодка дрожала. Внутри разбивались стекла подпалубных фонарей, летела посуда и всякая мелочь. Электрические лампочки, однако, остались целы, и освещение горело без перерыва.

«Окунь» накренился на 25–35 градусов на правый борт так, что нельзя было стоять, и каждый держался за что попало. Минные машинисты как дали залп, так и повисли на ручках боевых клапанов минных аппаратов.

К счастью, команда не растерялась. Все приказания выполнялись быстро и точно, как на учении, благодаря чему удалось благополучно выбраться из-под киля германского линейного корабля 13 200 тонн водоизмещением.

Имея полный ход вперед и положенный право на борт руль, «Окунь», находясь под днищем, быстро лег на контркурс, а так как в то же время в цистерну принималась вода и горизонтальные рули полностью были положены на погружение, подводная лодка очень быстро отделилась от таранившего ее броненосца и успела уйти на глубину до встречи с гребными винтами, которые могли разрезать ее борт, как бумагу.

Если бы я дал полный ход не вперед, а назад, «Окунь» неминуемо бы погиб, так как, потеряв поступательное движение, он перестал бы слушаться рулей глубины, а под действием остаточной плавучести поднялся на поверхность и был бы разрезан пополам. Всех нас спас инстинкт старого подводника, ибо я уже десять лет непрерывно служил в подводном флоте, из них пять с половиной лет – в должности командира. («Окунем» командовал уже два с половиной года.)

Приобретя отрицательную плавучесть и под действием горизонтальных рулей «Окунь» стал стремительно падать. Скрип и грохот снаружи прекратились. Настала гробовая тишина, а быстрота падения все увеличивалась. Это создавало новую угрозу, так как глубина моря в этом месте равнялась 40 саженям (80 м), боевая же рубка, поставленная много позже постройки «Окуня», была рассчитана на погружение до 20 саженей. И хотя корпус лодки был рассчитан на погружение до 50 саженей, «Окунь» был бы раздавлен и погиб бы со всем личным составом.

Чтобы задержать падение, переложил горизонтальные рули полностью на всплытие и на глубине 70 футов начал продувать добавочную цистерну. «Окунь» все же проскочил до 90 футов, после чего удалось привести лодку на 75 футов от поверхности воды.

Находясь на этой глубине, слышал, как сам, так и все бывшие на лодке, сильный взрыв, сопровождавшийся лязгом железа. В это время я уже спустился из рубки в жилое помещение, чтобы убедиться в исправности корпуса, узнать настроение и самочувствие команды.

Сила взрыва была так велика, что мне казалось, будто корпус «Окуня», поврежденный таранным ударом, не выдерживает давления забортной воды и разрывается, вылетают заклепки.

Бросился в рубку, чтобы продуть сжатым воздухом среднюю цистерну, приказав приготовиться продуть весь водяной балласт, выброситься на поверхность и спасти личный состав лодки. Прислушался. Вода не льется. Спрашиваю: «Как внизу?» – «Ничего!» Приказываю все хорошенько осмотреть. Осматривают… Результат тот же. Спрашиваю рулевого на горизонтальных рулях: «Хорошо ли править?» – «Хорошо!» Убедившись, что течи нет, на всякий случай приказываю держать глубину 80 футов.

Экипаж ПЛ «Окунь» после награждения

Спускаюсь опять в жилое помещение. Команда начинает приставать с предположениями, не попали ли мы на минное заграждение и, задев за минреп, вызвали взрыв мины. Объясняю, что в таком случае мы бы теперь не разговаривали, а мирно лежали на дне моря.

Физиономии проясняются, заметились улыбки, хотя смотрят нерешительно… Наконец, минно-моторный старшина произносит: «Значит, наша мина попала, взорвали-таки кого-то, не зря попали в такую историю». «Конечно, – отвечаю ему, – иначе быть