Рядом со Сталиным - Валентин Михайлович Бережков

К тому же два моих сына от первого брака находились в Москве. Мой старший сын — Сергей — работает в Министерстве иностранных дел. Что было бы с ним? У нас были в Москве многочисленные друзья. Не мог я не думать и о читателях моих книг, вышедших на многих языках народов СССР и в большинстве соцстран. Нет, мы не могли тогда остаться в США. Если бы Андрея задержали в Америке, мы с Лерой, скорее всего, вернулись бы в Москву одни. Теперь многие сочли бы такое решение бесчеловечным, но в то время, как и многие другие советские люди, мы были узниками доктрины.

Весь вечер программы новостей передавали как главное событие сообщение о письме «сына советского дипломата» президенту Рейгану с просьбой о предоставлении ему убежища в Соединенных Штатах и о том, что власти готовы удовлетворить его апелляцию. Были показаны фото Андрея и текст его письма с яркой заставкой, изображающей бегущего мальчика, преследуемого серпом и молотом.

Ряд моментов в этой истории выглядел весьма странно. Письмо было отправлено за день до его исчезновения. При гигантском объеме почты, поступающей ежедневно в Белый дом и в редакцию «Нью-Йорк тайме», как могли письма Андрея, менее чем за сутки, попасть адресатам, были прочитаны, доложены президенту Рейгану, а также подготовлены к опубликованию в газете? Кто доставил адресатам именно эти два письма? Кому и зачем это понадобилось? Для того чтобы дискредитировать отца Андрея? Но я занимал не такой уж высокий пост в посольстве СССР. Правда, как уже сказано выше, я много разъезжал по Соединенным Штатам, читал лекции в университетах и научных центрах, разъясняя позицию Москвы по тем или иным международным проблемам. Из моих книг многие знали, что в сороковые годы я был помощником министра иностранных дел СССР Молотова и личным переводчиком Сталина. А сын этого советского дипломата влюбился в американский образ жизни и не хочет возвращаться домой. Как же можно верить советским пропагандистам, если их собственные дети им не верят! На следующий день у нас с Андреем произошел серьезный разговор. Руководство посольства, особенно резидент КГБ, настаивали, чтобы Андрей опроверг аутентичность письма. Мне стоило большого труда убедить сына, что это необходимо сделать. Он согласился вернуться с нами в Москву. Прежде чем отправиться в посольство, я спросил его:

— Могу я быть уверен, что ты не подведешь?

— Да, папа, я обещал и сдержу слово.

Здесь я полагаю уместным привести выдержку из рассказа Андрея о событиях августа 1983 года, написанного им спустя 8 лет для «Вашингтон пост мэгэзин» (номер от 27 октября 1991 г.). Добравшись к ночи на машине до Нью-Йорка, он заблудился, очень испугался и решил вернуться домой.

«В моей голове путались мысли. Что я делаю? Я никого не знаю в этой стране. Что со мной будет? Найду ли я здесь работу? Где я буду жить? Я всегда жил с моими родителями. Они всегда мне помогали. Я никогда не был один в своей жизни. Мои родители — я так люблю их! Наши споры — они все такие глупые. В моей душе я люблю своих родителей больше всего на свете. Только сейчас, когда я остался один, я это ясно понимаю. Я без них не смогу жить. Почему я прежде всего не подумал о них? И что с ними случится? Они вернутся в Россию опозоренные. Все будут клеймить их. А как они будут жить без меня? Они тоже любят меня. Мой отец так много работает. Он старался облегчить мою жизнь. Он пытался помочь своей стране. Его лекции в Америке — это струйка света во мраке советской пропаганды. Он любит свою работу. Это его жизнь. А я все ему испорчу. Моя мама — что бы она ни говорила, как бы она меня ни ругала, как бы мы с ней ни спорили — она моя мама., Почему я не подумал обо всем этом раньше…

Я должен вернуться».

Эту выдержку я привел как свидетельство того, что еще до моих уговоров Андрей в глубине души жалел о своем опрометчивом поступке и для себя решил, что вернется с нами в Москву.

На совещании с высшими руководителями посольства мы подробно обсудили, какие шаги следует предпринять. Я предложил немедленно провести в жилом комплексе посольства пресс-конференцию с участием Андрея, который заявит, что намерен вместе с родителями вернуться домой. Это сразу разрядит атмосферу. Вслед за этим Лера с Андреем вылетят в Москву, а я останусь дожидаться смены. Главное — решить это дело как можно быстрей, пока не развернулась кампания в прессе.

Но мои коллеги меня не поддержали: «А если Андрей передумает и скажет, что хочет остаться в Америке, что тогда?» Я тщетно пытался их убедить, что этого не следует опасаться. Они решили перестраховаться и запросили Москву.

Очень некстати оказалось отсутствие посла Добрынина. Он, думаю, решил бы это дело на месте. Запрос же Москвы перенес нашу семейную проблему в сферу межгосударственных отношений двух сверхдержав, уже и без того втянутых в омут «холодной войны».

В итоге был упущен момент, когда незамедлительный отъезд Андрея мог закрыть инцидент. Ответ Москвы затянулся на несколько дней, а тем временем пропагандистская кампания вокруг письма Андрея развернулась в полную силу.

Над жилым посольским комплексом круглосуточно кружил вертолет, освещая сильным прожектором всю территорию. У ворот толпились журналисты и многочисленная публика. Напротив ворот был развернут огромный транспарант «Свободу Андрею». Через мегафоны выкрикивали это же требование. Теленовости начинали программу «делом Андрея». Советник президента Эдвин Мис объявил, что по распоряжению Рейгана закрыты границы США — мера беспрецедентная в истории страны. По вечерам все телеканалы передавали дискуссии солидных юристов, рассуждавших о том, какая кара ждет Андрея, если Америка позволит вывести его в Советский Союз. Держа в руках уголовный кодекс СССР, советолог Дмитрий Саймес, недавно переселившийся из Москвы в Вашингтон, утверждал, что не только Андрей, но вся семья Бережковых будет отправлена в сибирские лагеря.

И все это изо дня в день видел и слышал Андрей. Мне приходилось вновь и вновь его спрашивать, не поколебался ли он в своем решении вернуться домой. Но он держался крепко, говоря:

— Будь что будет, но я сдержу слово…

Я успокаивал его, уверяя, что ничего страшного не произойдет, хотя понимал, что не исключены всякие неприятности. Надо сказать, что американская кампания запугивания возымела действие на ряд сотрудников посольства. Кое-кто рекомендовал нам, вернувшись в Москву, сменить фамилию, переехать в провинциальный городок и вообще постараться никому не попадаться на глаза…

Через несколько