Знание величия - Юлия Олеговна Чеснокова

бы съесть такую улыбку поцелуем. - Я подожду тебя. - Ну, конечно! А десять минут назад свет включить нельзя было? - А смысл? Ты лежала под одеялом. - Господи, как будто ты голых баб за свою жизнь не насмотрелся! – откинув одеяло, спустила я ноги на коврик возле кровати, мягко-пушистый, и подошла к стулу, на котором лежали мои вещи. В принципе, я даже не стеснялась, если не смотреть при этом в лицо Джиёна. Шорты и футболка были натянуты за минуту, я развернулась и подошла к нему, всё такому же ехидному и неисправимому: - Доволен? - Беспредельно. Идём, - нетерпеливо доставая сигарету из пачки и засовывая её в зубы, кивнул головой он. Мы прошли по коридору до конца, и оказались не у той лестницы, по которой поднялись, что была в середине дома. Эта выглядела, как запасная, неприметная, с искусственными щербинами на тёмном дереве, под старину. Ступеньки цвета махагон обрамлялись белоснежными перилами. Вели они сразу на заднюю террасу, выходящую в сторону пролива. В полумраке сгустившейся ночи, мы вышли на берег, где песок был светел, а вода казалась черной, и только её белые гребни шуршащих волн откатывались в эту черноту, перемешиваясь с блеском пролива. С его стороны дул ветер, тёплый, но тормошащий и волосы, и футболку на теле, которая в унисон одежде Джиёна надувалась парусами. Вспомнив о резинке на запястье, я стала наспех мастерить на голове пучок. Листья пальм и ветви кустов, отделявших особняк от пляжа, шелестели за нашими спинами, цикады притихли. Дракон щёлкнул зажигалкой, прикрыв другой ладонью пламя от ветра. Огонёк сигареты осветил его лицо оранжевым и тотчас свернулся в не дающую света каплю тепла. Я поглядела вверх. На небе плыли облака, закрывающие большую часть звёзд, луны не было. - Надеюсь, дождь не пойдёт. - Не пойдёт, - успокоил меня Джиён, медленно, ползуче зашагав по песку в простеньких на первый взгляд сланцах. Но наверняка они были кожаными или не знаю ещё какими, и стоили штуки две баксов. – Когда дует с этой стороны, дождя не бывает. – Я вышла чуть вперёд, чтобы ветер сдувал дым не мне в лицо. Песок успел немного остыть после жаркого дня, от него по ногам уже не веяло жаром, а от брызг воды и вовсе потягивало прохладой. - Что будет, если нас тут увидит Тэён? - Ну, во-первых, окна спальни, где она осталась, выходят в сад. Во-вторых, если уж такое произойдёт, ничего не будет. Она решит, что мы успели перемигнуться за ужином, я соблазнил тебя и тащу растлить на побережье. Если дура – устроит сцену ревности, прибежав сюда, если не очень – промолчит, и сделает вид, что ничего не было. - Как можно сделать вид, что ничего не было, когда застаёшь своего мужчину с другой? - У неё нет своего мужчины. Ты сейчас сама отнесла себя к категории «если дура», или мне показалось? – глянул на меня с насмешкой Джиён. - Да хоть бы и так, ведь существуют чувства! Разве… разве ревность – это глупость? - Считать, что какой-то человек должен принадлежать тебе безраздельно и больше не испытывать ни к кому никаких чувств и привязанностей – как минимум наивно, но если хочешь знать моё мнение – да, глупо. - А, по-моему, даже если тебе неинтересно моё мнение, это не глупо. Каждый хочет быть для когото единственным и неповторимым. Ты скажешь, что это тщеславие? Да, но оно и тебе свойственно. Амбициозно? И снова про тебя! Честолюбиво? Господи, да по всем признакам ты должен хотеть, чтобы тебя ревновали, и из твоих слов следует, что ты притягиваешь глупых женщин. - Противоположности притягиваются, - хохотнул он, упиваясь как обычно прозрачными намёками на то, что сам семи пядей во лбу. - Я бы хотела, чтобы ты ревновал меня, хоть немного, - тихо сказала я, остановившись. Я повернулась к Джиёну и увидела за его спиной пройденные метры, мы достаточно отошли от особняка, чтобы оттуда, даже из окон на эту сторону, нас невозможно было разглядеть. Ближайший фонарь был далековато, под крышей террасы дома, мигающий от ветром движимых веток, что его перекрывали. Друг друга с Джиёном мы могли разглядеть только благодаря какому-то естественному свету ночи, обволакивающему контуры туманной синевой без мерцания, возникающего, когда над головами висит луна. Без неё не хватало волшебства романтики, наше топтание скорее напоминало скооперировавшихся венецианских или флорентийских заговорщиков, из-под плаща убивавших знатных вельмож во время карнавалов. Я обещала себе не выдавать своих чувств и не показывать Джиёну, как мне без него плохо, как хочу я от него каких-то знаков внимания, но я всегда была чувствительной и остро реагирующей на людское равнодушие, у меня внутри всё выворачивало от безразличия там, где хотелось видеть эмоции: любовь, тягу, привязанность. А ещё из-за беременности склонность к сентиментальности у меня усилилась, и я могла раскваситься в один момент просто потому, что внутри шли новые процессы. Сынри успел ощутить на себе пару раз эту инновацию моего организма, когда слёзы потекли из-за выпавшей из руки ложки или заодно с Ромкой, заплакавшим среди ночи. Но муж проявлял несвойственное ему понимание, хоть и было видно, что его бесят мои всплески. А в данную минуту передо мной стоял отец моего будущего ребёнка… И это давило морально, потому что никак не укладывалось в голове. Не видя Джиёна, долго с ним не общаясь, можно называть его в своих мыслях «папой», но видя всю натуру, слыша, чувствуя, разговаривая… Папа! Боже мой, это так же чудно, как по отношению ко мне и Сынхёну. Дракон докурил одной тяжкой и, засунув потушенный о подошву окурок в пачку, потому что поблизости не виднелось ни одной урны, посмотрел на меня, щурясь от ветра или чёлки, которую этот ветер бросал ему в глаза. - К кому? К Сынри тебя ревновать надо? - Да хоть к кому! К другим мужчинам, парням, старикам, женщинам, геям, морю, пляжу, ежу, моржу! – Я развела руками, будто охватывая всё пространство. – Хоть к кому-то или чему-то! И я вовсе не посчитаю, что ты поглупел. - Ревнуют то, что своё, как ты и сказала, - подошёл ко мне Джиён, сунув руки в карманы шорт и пожимая плечами. – Но ты же не хочешь снова оказаться в моей власти, что же это за парадокс такой будет, чтоб я ревновал чужую жену? Пусть её ревнует мистер Ли. -