Генрих Ягода. Генеральный комиссар государственной безопасности - Леонид Михайлович Млечин

“Я знаю, – говорит он, – что вы отказываетесь. Я хотел просто расспросить вас об Иде (жена Ягоды. – Л. М.), Тимоше (невестка Горького – жена Максима Пешкова, в которую, как говорят, был влюблен Ягода. – Л. М.), ребенке, родных и посмотреть на знакомое лицо перед смертью”.

“На процессе, – говорит Ягода, – я, наверное, буду рыдать, что еще хуже, чем если б я от всего отказался”. Однажды, в полубредовом состоянии он заявил: “Если все равно умирать, так лучше заявить на процессе, что не убивал, нет сил признаться в этом открыто”. Потом добавил: “Но это значит объединить вокруг себя контрреволюцию, это невозможно”.

Ягода все время говорит, что его обманывают, обещав свидание с женой. Значит, обманывают и насчет расстрела. “А если б я увиделся с Идой, сказал бы несколько слов на счет сынка, я бы на процессе чувствовал себя иначе, все перенес бы легче”.

Ягода часто говорит о том, как хорошо было бы умереть до процесса. Речь идет не о самоубийстве, а о болезни. Ягода убежден, что он психически болен. Плачет он много раз в день, часто говорит, что задыхается, хочет кричать, вообще раскис и опустился позорно».

Одновременно следователи работали с другими арестованными. Всех готовили к большому публичному процессу.

Главные показания против Ягоды дал старший майор госбезопасности Павел Петрович Буланов, бывший глава секретариата НКВД и первый помощник бывшего наркома, пользовавшийся полным его доверием. Буланов, пока был при должности, занимался распределением среди высшего руководящего состава ведомства госбезопасности ценностей, конфискованных у арестованных.

25 апреля 1937 года Буланова допросил заместитель наркома комиссар государственной безопасности 2-го ранга Лев Николаевич Бельский (его арестуют и расстреляют в 1939 году):

– Что вам говорил Ягода о заговоре?

– Он говорил мне, что центром правых подготавливается переворот, который приурочивается к началу войны. Что в этом перевороте главная роль, то есть арест и физическое уничтожение членов политбюро, возложена на него. Так как война может начаться очень скоро, то мы должны быть готовы к осуществлению задач, возложенных на нас центром правых, то есть должны иметь и расставить своих людей на всех важнейших участках. Ягода развивал свою мысль: Оперативный отдел в верных руках, Паукер и Волович свое дело сделают. Им нужно только подготовить несколько десятков таких людей, как «три мушкетера», которые будут, не задумываясь, стрелять в кого прикажут. С этими «мушкетерами» он долго носился, заставил Паукера, который никогда не читал ни одной книжки, прочесть «Трех мушкетеров» Дюма. Мне он поручил держать близко к себе командный состав дивизий, подкармливать их и привить им сознание, что они непосредственно подчинены ему, что они войска Ягоды. Внутренним войскам он придавал особое значение, так как по его предположению, к моменту переворота, то есть в начале войны кадровые части Красной армии уйдут на фронт, а внутри страны останутся внутренние войска ГПУ, от которых и будет зависеть исход переворота.

Мысль о перевороте его не покидала до последнего времени. В разговорах со мною он неоднократно возвращался к этому вопросу. Придумывал все новые мероприятия. Он считал большим успехом, когда вывели части Красной армии из Кремля. Теперь, сказал он, я – безраздельный хозяин Кремля, и передушить всех мне ничего не стоит. Говорил, что Волович может в любой момент выключить связь центрального телеграфа и что правительственные телефоны тоже в его руках.

Ягода до того был уверен в успехе переворота, что намечал даже будущее правительство. Так о себе он говорил, что он станет во главе Совета Народных Комиссаров. Он сравнивал себя с Гитлером, увлекался его книгой «Моя борьба» и неоднократно подчеркивал, что Гитлер из унтер-офицеров вышел в государственные вожди. Важно лишь иметь таких людей, как Геббельс, Геринг и сильную преданную Чека, и можно управлять. Бухарин, говорил он, будет у меня не хуже Геббельса.

– Вы показали, что переворот вами приурочивался к началу войны. Задумывались ли Вы над тем, что переворот во время войны немедленно отразился бы на устойчивости фронта и привел бы страну к поражению?

– Ягода мне говорил, что существует договоренность между объединенным центром правых и троцкистов, с одной стороны, и немцами и японцами – с другой, о немедленном прекращении военных действий, если к власти придут правые и троцкисты. Ягода говорил также, что мы им за это обещали территориальные уступки и концессии…

Мысль о том, что странно было бы еврею Ягоде сотрудничать с немецкими нацистами, следователям в голову не приходила. Впрочем, чему удивляться? Все эти дела были придуманы от первой до последней строчки. Правдоподобность не требовалась.

О связях Ягоды с фашистской Германией необходимые следствию показания подписал Артур Артузов.

Когда Генрих Ягода потерял пост наркома внутренних дел и начали убирать его людей, закачалось кресло и под Артузовым. Меньше всего Артур Христианович мог считаться «человеком Ягоды»! Но вычищали тех, кто служил в аппарате слишком давно.

Артузова перевели на унизительно маленькую должность научного сотрудника 8-го (учетно-регистрационного) отдела главного управления государственной безопасности НКВД (на правах помощника начальника отдела). Не зная, чем его занять, поручили готовить книгу об истории органов госбезопасности к двадцатилетию ВЧК – ОГПУ – НКВД.

Артузов отправил длинное письмо Сталину, перечисляя свои заслуги и подчеркивая разногласия с уже снятым Ягодой. Ответа не получил.

18 марта 1937 года Артузов выступал на активе руководящего состава НКВД. Вдруг его обвинили в том, что он проглядел польских агентов внутри Иностранного отдела. Артузов взял слово, оправдывался, но безуспешно.

На товарищеском ужине в Кремле Сталин пил за здоровье каждого из приглашенных. Когда дошел до Артузова, мрачно спросил:

– Как поживают ваши источники или, как вы их там называете, не дезинформируют ли они нас?

Вождь считал, что Артузов вместе со своими людьми сознательно снабжает политбюро дезинформацией. Поздно вечером 12 мая 1937 года Артузов побывал на партийном активе в клубе НКВД. Вернулся в свой кабинет за полночь сам не свой. Новый первый заместитель наркома внутренних дел Михаил Фриновский публично назвал Артузова шпионом.

Артур Христианович ходил по кабинету, возмущаясь тем, что ему не позволили ответить. Примерно через полчаса за ним пришли сотрудники Оперативного отдела.

15 июня 1937 года на допросе он подписал все, что требовало следствие:

– Не желая усугублять свою, и без того тяжелую, вину перед советским государством, должен сознаться, я скрыл от следствия свою преступную связь с Ягодой и свое участие в антисоветском заговоре, им возглавлявшимся. Став на путь полного раскаивания теперь уже окончательно, я решил рассказать следствию всю правду. Ягода действительно завербовал меня на почве того, что знал о моей шпионской деятельности, но не