«Там, среди шумного моря, вьется Андреевский стяг…» Хрестоматия военного моряка - Коллектив авторов

Оказывается, мы вели его с миноносцами «V-99» и «V-100». В них попало одиннадцать наших снарядов, причем было убито 17 человек, 39 – ранено и 6 – пропало без вести. Миноносцы получили серьезные повреждения; особенно пострадал миноносец «V-99». Кроме того, уходя от нас, они запутались в противолодочных сетях и получили на них еще две пробоины. Миноносец «V-99» принужден был выброситься на берег, где через два дня был взорван своей командой.

(Граф Г.К. На «Новике», с. 121–135)

Морская хроника 4 сентября 1915 года

Моряки сражались не только на море и при высадке десантов. Морские специалисты оказывали немалую помощь армии и на сухопутных фронтах.

Матрос-электрик Балтийского флота Петр Семенищев (кр. Вятской губ.) служащий в Морском полку особого назначения, на сухопутном фронте в декабре прошлого года был послан в составе партии минеров в город Сандомир, занятый нами незадолго до этого.

Во время работ по снятию минных заграждений, поставленных австрийцами на реке Висла, одна из неприятельских мин, сорвавшись с якоря, поплыла вниз по течению; увидев это и понимая, что мина грозит взорваться при столкновении с первым же судном или устоем моста, Семенищев, на задумываясь, бросился в ледяную воду реки и подплыл к мине.

Руки у него были заняты плаванием, поэтому он ухватил мину [за минреп] зубами и начал буксировать ее к берегу, рискуя ежесекундно быть разорванным на части при малейшем неосторожном толчке, который бы вызвал взрыв мины. К счастью, все обошлось благополучно, и мина была уничтожена. За этот подвиг Семенищев был награжден Георгиевским крестом 4-й степени.

16-го июля 1915 года, находясь в передовом окопе, впереди которого минеры Морского полка ставили фугасы, Семенищев увидел несколько австрийских разведчиков, которые подошли к фугасам и начали там что-то делать. Наш матрос, невзирая на то, что неприятельских разведчиков было 8 человек, немедленно выскочил из окопа и бросился один на врага, вооруженный лишь австрийской винтовкой без штыка, и имея при себе всего лишь 5 патронов…

В происшедшей схватке Семенищев убил двоих, а остальных обратил в бегство, но при этом и сам получил 7 штыковых ран и 2 удара прикладом по голове. Эвакуированный для излечения в Москву, Семенищев через месяц уже выписался из госпиталя, разыскал свой Морской полк и явился к командиру.

Его Императорское Величество, узнав о подвигах Семенищева, пожелал его видеть, и, осчастливив милостивыми расспросами, собственноручно наградил Георгиевским крестом 2-й степени.

Морской полк, в котором служит Семенищев, был составлен в начале войны из матросов 1-го и 2-го Балтийских экипажей и послан на сухопутный фронт для обслуживания созданных на время войны речных флотилий, а также для работ по минной части и управления той артиллерией, которую флот уделил армии.

(Морской сборник, 1915, № 10, с. 127–128)

В.А. Подерни. На подводной лодке в 1916 году

Записки лейтенанта Вадима Алексеевича Подерни, служившего на самой удачливой русской подлодке того времени, показывают, что в конце войны конструкция подводных кораблей значительно усовершенствовалась, но более изощренными стали и средства борьбы с ними.

На дне.

«Волчица»[271] – так называют нашу подводную лодку – выходит на добычу. Пройдя полпути, чтобы передохнуть, мы решили на ночь прилечь на грунт и в течение 3–4 часов спокойно поспать.

Мягкое прикосновение к грунту, и вы на дне, в полной безопасности от вражеских посягательств. На лодке наступает могильная тишина, не слышно звука ударов волн о борт, и лишь изредка корпус лодки, как хорошая мембрана, передает шум винта где-то недалеко проходящего парохода.

Днем вместе с глубиной меняется и свет, пробивающийся сквозь слой воды и попадающий в лодку через иллюминаторы рубки. Сперва он веселый, желто-зеленого цвета, темнеющий от набегающей волны; затем он сгущается до изумрудного, потом едва чувствуется и футах в 100–120 наступает сплошная темнота. Зачастую, идя на глубине 20 фут, я свободно мог писать, пользуясь внешним светом.

Когда мы легли на грунт, то усевшись за стол в кают-компании, ярко освещенной электрическим светом, завели граммофон и принялись за чаепитие. Наконец, после долгих разговоров мы разошлись по каютам. Настала тишина; лишь раздавался храп утомленной команды, да изредка слышался скрежет стального корпуса о песок – это подводное течение разворачивало лодку.

В ней было так уютно и обыкновенно, что как-то не думалось о том, что мы лежим на дне морском, и что зеленая вода плотно охватила и сжала нас в своих объятиях.

Встреча.

В четыре часа утра мы вынырнули. Еще мгновение – и через открытый люк ворвался утренний свет и вольный воздух. Равномерный бег лодки, здоровый морской воздух, сознание полной надежности и исправности всех частей – все это веселило и наполняло каждого неиссякаемой энергией.

На горизонте мелькнуло что-то. Мы уже приблизились к вероятному пути пароходов и надо нырять, если нас заметят – пропал принцип внезапности.

Заработали мощные помпы, захлопнулся солидный люк, и на лодке после стука дизелей воцарилась тишина – перешли на электромоторы.

Нашего командира занимает вопрос: надо подойти незамеченным ближе и прежде чем обнаружить себя для решительных действий, успеть различить накрашенные на борту нейтральные марки национальных цветов. По ним, главным образом, и отличают национальность пароходов. Кормовой флаг мал, плохо виден, да и большей частью из экономии, чтоб не трепался без нужды, не поднимается.

– По местам, боевая тревога!

Все примолкли в ожидании. Мне, стоящему на своем месте внизу, не видно даже выражения лица командира, чтобы я мог судить о ходе дела.

– Немец, – слышится сверху. – Всплывай!

Вот уже открыт люк, в него на шесте просунут сигнал, приказывающий купцу остановиться. «Бум, бум», – слышатся орудийные выстрелы, сотрясающие корпус лодки, – это мы подтверждаем свой сигнал угрозой.

Я вылезаю наверх.

Невдалеке от нас, с застопоренной машиной, стоит громадный купец, и на корме у него развевается только что поднятый германский флаг.

– Попался, голубчик! – радостно и взволнованно восклицает командир.

Пароход оказался настоящим, дисциплинированным немцем. На второй наш сигнал «возможно скорее покинуть судно» он сейчас же начал спускать шлюпки. Было видно, какая беготня началась у него на палубе.

Немцы, сами не щадящие людей, привыкли к крутым мерам и теперь спасались с необыкновенной быстротой, почти стряхиваясь в шлюпки с борта. Через две минуты все население парохода, состоящее из 23-х человек, отвалило от парохода.

В это время наш штурман предложил поднять Андреевский