Книга 2. Война и мир Сталина, 1939–1953. Часть 2. «О дивный новый мир…», 1945–1953 - Андрей Константинович Сорокин

еще в 1926 г. Тогда он приравнял воров к «врагам народа», почеркнув, что «вор, расхищающий народное добро и подкапывающийся под интересы народного хозяйства, есть тот же шпион и предатель, если не хуже»[1131].

Помимо прямого уголовного преследования, дисциплинировать бюрократию был призван институт судов чести в министерствах и ведомствах. Они станут создаваться в соответствии с постановлением Политбюро «О судах чести в министерствах СССР и центральных ведомствах», принятом в марте 1948 г. В апреле 1948 г. суд чести будет создан при Совете министров СССР и ЦК ВКП(б). На суды чести возлагалось рассмотрение «антипатриотических, антигосударственных и антиобщественных действий, допущенных руководящими, оперативными и научными работниками министерств и центральных ведомств, если эти проступки не подлежат наказанию в уголовном порядке». Сталин будет внимательно наблюдать за функционированием этого института, контролировать целесообразное использование. В марте 1948 г. он собственноручно напишет проект постановления Политбюро о проведении суда чести в Министерстве госбезопасности. Неудовольствие Сталина вызовет поведение двух высокопоставленных функционеров. Министру госбезопасности Абакумову будет поставлено в вину, что он организовал суд чести над двумя работниками министерства «без ведома и согласия Политбюро». Секретарю ЦК Кузнецову будет указано, «что он поступил неправильно, дав… единолично согласие на организацию суда чести»[1132].

Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) о проведении суда чести в Министерстве государственной безопасности СССР

15 марта 1948

[РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 163. Д. 1509. Л. 221. Автограф И. В. Сталина]

Сталин давал понять, что любая репрессия на верху властной пирамиды находится именно в его, Сталина, компетенции. Репрессии в отношении представителей бюрократии не достигнут предвоенных масштабов, политические обвинения будут предъявляться значительно реже. Однако и назвать их незначительными затруднительно: они носили последовательный характер и имели достаточно широкий размах. Своего апогея нажим на номенклатуру достигнет в 1949 г. Его итогом станет почти 50-процентное обновление состава партийных руководителей к 1950 г.[1133]

Беспокойство Сталина всегда вызывала тенденция к формированию устойчивых личных связей в среде высших управляющих. В этом явлении он усматривал угрозу полновластию центра. Еще на февральско-мартовском пленуме ЦК 1937 г. он негативно оценил практику подбора кадров по принципу личной преданности, предупреждая об опасности формирования на местах группировок, имеющих «некоторую независимость от ЦК». Средством борьбы с этим явлением стала ротация кадрового состава через различного рода перемещения, командировки на партийную учебу, курсы переподготовки кадров и др.[1134]

Контроль бюрократии являлся одной из важнейших задач центральных органов управления с момента создания советской власти. Сталин, как помнит читатель, возглавил Наркомат рабоче-крестьянской инспекции, созданный в 1920 г. в результате преобразования системы госконтроля, и вопросы контроля он держал в фокусе внимания на протяжении всей своей государственной деятельности. Контроль исполнения решений, действий работников, занимавших номенклатурные должности, осуществляли различные структуры. В сентябре 1940 г. указом Президиума Верховного Совета был создан союзно-республиканский Наркомат государственного контроля наряду с образованием наркоматов в союзных республиках. Функции наркомата и его права были значительно расширены по сравнению с Комиссией советского контроля, после реорганизации которой возник наркомат. В 1946 г. наркомат переименовали в Министерство государственного контроля, которое просуществовало до 1957 г. Его ликвидация, судя по всему, стала одной из вех, ознаменовавших вступление советского бюрократического государства (которое отказалось от функции административного контроля за действиями управляющих), в новую фазу его развития.

Жизнь высших управляющих, приближенных к себе Сталиным, спокойной не назовешь: кампании предупредительного дисциплинирования или, если хотите, устрашения в отношении практически каждого из них Сталин проводил не раз в последние годы жизни. Причем репрессии против ближайших родственников или намек на возможность таковых стали одним из инструментов такого контроля. Хорошо известна современному читателю судьба П. С. Жемчужиной — супруги Молотова, о которой мы еще будем говорить. Менее известен факт ареста и заключения Е. И. Калининой, жены председателя Президиума Верховного Совета СССР М. И. Калинина, арестованной в 1939 г., освобожденной из заключения в декабре 1945-го и отправленной в ссылку сразу после смерти мужа. В сентябре 1949 г. на коллегии Министерства легкой промышленности подверглась публичному разбору работа Центрального НИИ шерстяной промышленности, директором которого являлась Д. М. Хазан — жена самого, пожалуй, неприметного члена Политбюро А. А. Андреева, никогда не входившего в сталинский ближний круг. Работа НИИ была оценена как неудовлетворительная, Хазан освободили от должности. Решение о публичном «разборе полетов», принятое вершителем кадровых судеб Маленковым (вероятнее всего, по согласованию со Сталиным, вместо предлагавшегося поначалу непубличного варианта), несомненно, обозначило для неприметного Андреева вполне ясную перспективу, не требовавшую разъяснений[1135]. Впрочем, и он, и его жена смогли избежать более серьезных неприятностей.

В послевоенный период Сталин, как и в предвоенные годы, организовал несколько репрессивных кампаний (разного размаха и разной степени интенсивности), направленных против представителей высшего слоя управляющих. Их результатом стали не только перемены в персональном составе его ближайшего окружения, но и изменения в институциональной структуре политического руководства.

Политика Сталина преследовала цель подавить потенциальные очаги нелояльности внутри самого класса управляющих. Проводить курс на внутреннюю стабилизацию Сталин продолжил, по-прежнему используя предупредительный террор, пусть и в меньших масштабах, чем в предвоенный период. Однако если до войны террор имел цель создать вертикаль власти, «заточенную» под одного верховного правителя, находящегося на верху властной пирамиды, то после войны репрессии использовались, чтобы устранить политические угрозы созданному режиму личного властвования. Основные риски виделись Сталину теперь не столько в толще политически и идеологически враждебной социальной среды — с ними вполне справлялся опытный разветвленный репрессивный аппарат. Риски Сталин усматривал в возникновении потенциально самостоятельных и влиятельных центров неформального влияния внутри класса управляющих. Возникать они могли в результате как складывания групп влияния внутри высшего руководства, так и возникновения, можно сказать, патрон-клиентских связей высокопоставленных деятелей центрального руководства с представителями местных элит. Именно поэтому Сталин продолжал кампании дисциплинирования и устрашения, направленные против лиц из ближайшего окружения, которые вышли на новый уровень по сравнению с довоенным периодом. Целью станет не только консолидация личной диктатуры, как подчеркивается в историографии. Нет сомнений, что эрозия режима личной власти воспринималась Сталиным как подрыв централизованной системы управления, которая для него являлась альфой и омегой представлений о социализме.

Молотов: «Я не могу считать такого товарища своим первым заместителем»

Возврат к разным формам дисциплинирования членов ближайшего окружения Сталин начал с осени 1945 г., когда он предпринял атаку на целый ряд своих старых соратников с целью создания новой конфигурации управленческой элиты.

Одним из первых под удар попал ближайший соратник и старейший член Политбюро В. М. Молотов, с которым его связывали почти 30 лет совместной работы. Молотов не просто выдвинулся