Машина смерти - Джин Мастейн

о снижении залога по делу о вымогательстве; можно было надеяться, что пронырливые заключенные и адвокаты решат, что он внесет меньший залог и будет освобожден. На самом же деле его отвели в кабинет Уолтера, где Доминик согласился дать показания под присягой для большого жюри.

После целого ряда формальных вопросов с целью убедиться, что он проинформирован о своих правах и понимает, что́ происходит, первый вопрос Уолтера по делу звучал следующим образом:

– Итак, вы в какой-то момент поступили на работу к джентльмену по имени Энтони Гаджи?

– Да.

С этими словами долгое перетягивание каната между Домиником и его дядей подошло к завершающему этапу. Впервые за все время Доминик стал одерживать верх. По мере того как он продолжал отвечать на вопросы, присутствующие члены оперативной группы постепенно понимали, сколь необычными были эти отношения:

– Мой дядя не хотел, чтобы меня арестовали за порнографию. Он сказал, что моей бабушке это не понравится. В остальном все было хорошо.

Несмотря на то что преимущество было на его стороне, Доминик не стал закапывать Нино так глубоко, как мог бы. Он сказал, что ему мало известно об отношениях Нино с Роем в сферах, не касающихся ростовщического бизнеса. Ему также было трудно расколоть Пола Кастеллано, который был более благосклонен к нему, чем Нино. Он сказал, что никогда не слышал, чтобы Пол и Нино обсуждали свои отношения, и что, хотя Рой приносил незаконно заработанные деньги Нино, он не знает, передавал ли их Нино Полу.

На вопрос о Баззи Шоли Доминик вместо того, чтобы замять ответ, сказал, что не может говорить о Баззи, потому что тот был слишком близким личным другом; кроме того, Баззи не был членом банды.

– Вы должны понимать, что ваше соглашение подразумевает говорить правду обо всем, – сказал Уолтер.

– Я знаю, но Баззи – он больше, чем друг.

– С этим вам придется как-то справиться, понимаете?

– Ладно.

Его не спрашивали о Генри Борелли – во всяком случае, не тогда. Однако в отношении Генри он все для себя решил, и давно – уже на следующий день после убийства Дэнни Грилло, когда Генри пришел к выводу, что он будет следующим, а его друг Доминик собирается выполнить работу по приказу Нино и Роя. Это означало, что хладнокровный Генри был способен убить его самого, несмотря на их кажущуюся дружбу.

Уолтер сказал Доминику, что детективы проведут для него подробный инструктаж перед его первым выступлением в суде присяжных, чтобы он «о многом подумал».

– И о многом вспомнил, – ответил Доминик. – Мне ведь понадобилось три года, чтобы забыть.

Заседание длилось всего час с четвертью, но все его показания были зафиксированы в официальном протоколе, и это помогло ему начать чувствовать себя на своем месте. Человек, которого его сестра Мишель считала просто ребенком, ищущим себя, начал сбрасывать одну кожу и обрастать другой – тайного федерального свидетеля. Его выпроводили из кабинета Уолтера и спрятали в мотеле на Лонг-Айленде.

Новое путешествие Доминика обещало стать чередой эмоциональных потрясений. Вначале он думал, что Дениз будет рада, когда он позвонит и сообщит ей о своем решении, но у нее нашлось что сказать поперек. Она и дети не пойдут с ним по программе защиты свидетелей. Она, очевидно, собиралась покинуть Уэстлейк, но это было не все: их браку тоже настал конец. Она приедет в Нью-Йорк, но только для того, чтобы побыть с родственниками, пока не встанет на ноги.

– Я больше не люблю тебя, – сказала она.

– Да ладно, мы же можем все уладить. Давай попробуем.

– Нет, пришло время мне сказать, что я чувствую. Я не собираюсь скрываться вместе с тем, кого не люблю. Я возненавижу себя за это.

– Подумай еще. Ты нужна мне.

– Прости.

Камария Монтильо, которой скоро исполнялось девять лет, присутствовала в комнате во время звонка Доминика. Дениз не скрывала своих чувств.

– Я собираюсь прекратить отношения с твоим отцом, потому что он был плохим человеком, – сказала она дочери. – Он все время оставлял нас одних.

Камари, кроткая брюнетка, похожая на свою мать и унаследовавшая музыкальный талант отца, тоже была обижена на него и не хотела уезжать из Калифорнии, но не была уверена, что ее мать приняла правильное решение. По крайней мере, когда отец был дома, с ним было весело. Дениз сообщила остальным детям – Доминику-младшему и Марине, – что они поедут в отпуск в Нью-Йорк; Марина никогда еще не встречалась с родственниками ни со стороны мамы, ни со стороны папы.

Доминик, конечно же, осознавал, что заслужил такое обращение со стороны Дениз, но от этого ему было не легче.

– Я обращался с ней как с мусором, но я люблю ее, – признался он Фрэнку Перголе. – Я хочу вернуться к ней и разобраться со всем этим дерьмом, в которое я втянул свою семью.

Надеясь стабилизировать эмоциональное состояние своего нового свидетеля и сделавшись, как и предсказывал Арти Раффлз, семейными консультантами, члены оперативной группы позвонили Дениз и выступили от его имени. Он хочет сохранить брак и стать хорошим мужем и отцом, говорили они ей. Никто не упомянул о Даниэль – этот мост он должен был перейти самостоятельно.

Ничего не получилось. Дениз оставалась непреклонна. Искренность чувств Доминика вызывала у нее массу сомнений. Время для спасения семьи было упущено.

Когда Дениз с детьми вернулась в Нью-Йорк, Арти и другим агентам пришлось серьезно побеспокоиться об их безопасности. Через несколько дней после того, как Доминик принял решение, их самолет приземлился ночью в Ньюарке, штат Нью-Джерси; один из родственников их встретил и отвез в дом сестры Дениз в Куинсе. Арти и еще один агент наблюдали за ними.

На следующий день Арти навестил женщину и спросил, не могла бы она приехать в мотель на Лонг-Айленде, где находился Доминик, и выслушать его. Он добавил:

– Не хочу вас пугать, но куча народу имеет зуб на Доминика. Вам нужно побыть в безопасности. Может быть, вы сможете помириться?

Доминик и Дениз говорили два часа. Он не рассказал ей о своих подружках, но пообещал прекратить употреблять наркотики и стать лучшим на свете мужем и отцом.

– Сейчас я уже готов уйти от всего этого. Моя голова уже проясняется. Арест был для меня наилучшим выходом. Теперь я спасен.

Дениз все еще сомневалась.

– Ты и раньше не стеснялся в обещаниях. Проблема сейчас в том, что я не знаю, когда тебе верить. Я не думаю, что ты когда-нибудь изменишься.

Однако прежде чем вернуться в дом сестры, она сказала, что все обдумает.

Всю неделю,