Шпаргалка для ленивых любителей истории. Комплект из 3 книг - Александра Маринина

Приобретет, тем горший в час расплаты,/ Что этот груз его не тяготит» (строки 71–78). Как видим, политик и поэт Данте Алигьери, один из вождей «белых» гвельфов, вынужденный бежать из Флоренции после путча, был совершенно уверен в полной безнравственности Карла Валуа, который не испытывал ни малейших угрызений совести за то, что натворил.

Вот такой человек стоял за плечами двух королей Франции. И теперь на трон сел его старший сын Филипп Валуа. Оказал ли пример отца какое-нибудь влияние на формирование характера Филиппа и стиля его правления? Неизвестно. Но вы сможете сами пофантазировать, почитав про нового французского монарха. Вот что, например, писал о Филиппе Валуа Морис Дрюон в романе «Лилия и лев»: «Главным козырем Филиппа была добрая память о его отце, о прославленном Карле Валуа, самом отчаянном смутьяне и искателе приключений, какие только встречались среди принцев крови, в вечной погоне за призрачными тронами, подстрекателе, правда неудачном, крестовых походов, но при всем том великом воине; и неудивительно, что сын всячески старался подражать отцу в мотовстве и роскоши». Видите, как получается: вроде и несимпатичный персонаж этот Карл Валуа, а у французов о нем, оказывается, оставалась добрая память… Или это субъективное мнение самого Дрюона, а на самом деле было иначе?

Валуа

«Сладострастный подкаблучник и семейный насильник», или Филипп Шестой Счастливый

Мог ли он мечтать о короне Франции? Ох, вряд ли. Филипп Валуа родился в 1293 году, когда королем был Филипп Четвертый, а отец, Карл Валуа, – братом короля. До 1314 года молодой Филипп был племянником монарха, потом, до 1316 года, двоюродным братом монарха, потом побыл в течение пяти дней двоюродным дядюшкой, затем снова двоюродным братом до 1322 года и снова двоюродным братом до 1328 года… Наверное, за 34 года жизни он настолько свыкся с положением более или менее близкого родственника правящей особы, что уже и не мыслил для себя иной участи. При наличии у Филиппа Четвертого троих молодых женатых сыновей глупо было бы тешить себя какими-то иллюзиями и несбыточными мечтами.

Но – случилось. У Карла Четвертого не оказалось наследника мужского пола. Зато такой наследник был у родной сестры Карла, Изабеллы Английской. Оставалось только выиграть у юного Эдуарда Английского «по очкам»…

Давайте посмотрим, как лаконично описывает этот момент «Фландрская хроника»: «В год Милости 1328-й французский престол пустовал, и не было средь баронов единого мнения о том, кому следует стать королем. Наконец, стараниями мессира Робера д’Артуа, дело было доведено до того, что королем избрали мессира Филиппа, сына мессира Карла Французского, графа Валуа». Да-да, именно так: неугомонный племянник тетушки Маго и здесь отметился.

Двадцать девятого мая 1328 года в кафедральном соборе Реймса состоялась коронация Филиппа Шестого, которому присвоили прозвание Счастливый (или Удачливый). Сразу же после коронации новоиспеченному королю пришлось заниматься проблемами Фландрии, раздираемой мятежом, потому что бароны пытались быть верными французской короне, а народ тянулся к Англии, ведь именно благодаря экономическим связям с Англией могло процветать производство шерсти и торговля ею. Фландрия, напомню, страна промышленная, состоящая сплошь из городов, населенных ремесленниками, ткачами и прочим рабочим людом. Правитель Фландрии, Людовик Неверский, не смог самостоятельно справиться с мятежом и обратился за помощью к Филиппу, который привел войска, разгромил фламандцев в битве при Касселе, подавил мятеж и вернул власть графу Неверскому. Отдадим должное Филиппу: он не стоял в стороне, отправив солдат и военачальников сражаться, он сам был на поле боя, лично участвовал в битвах.

А еще Филиппа Шестого называли «королем-подкидышем», подразумевая, что ему просто повезло: наследник престола, старший сын, всегда один, а вот кузенов разной степени многоюродности обычно бывает пруд пруди. Для сына дядюшки Карла карты легли удачно, звезды сошлись.

Итак, начало правления было ознаменовано блестящей военной победой. Может, не зря этого короля назвали Удачливым, Счастливым? Уже в следующем году во Францию прибыл молодой король Англии Эдуард Третий и принес оммаж за Гиень. Тоже неплохо. Фландрия успокоилась, англо-французские отношения вроде налаживаются.

А тут новый скандальчик образовался. Робер д’Артуа возомнил, что коль он так споспешествовал новому королю взойти на престол и отлично проявил себя в недавней фландрской кампании, командуя арьергардом в битве при Касселе, то ему теперь все можно. В том числе и попытаться все-таки отвоевать себе графство Артуа. Когда в 1309 году королевский суд решил вопрос в пользу Маго, она была как-никак тещей двух наследных принцев, если совсем по-простому – сватьей правящего короля Филиппа Четвертого. А теперь она кто? Да никто! Подумаешь, какой-то там пэр Франции, этих пэров в королевстве как собак нерезаных. С недавнего времени Робер и сам получил пэрство, сравнялся с теткой. Но Маго – всего лишь одна из многих, а он, Робер, – близкий друг короля, человек, которому король обязан короной. Ему море по колено!

Разумеется, решение возобновить тяжбу пришло в голову Роберу не просто так, не на пустом месте. Для пересмотра дела необходимы новые доказательства, без них вся затея не имеет смысла. И Робер их нашел.

Тут, правда, тоже возникает вопрос: сначала появились доказательства, потом созрело решение или, наоборот, сперва было решение, а потом уж и доказательства под него подогнали? И снова нет единства в источниках. Чаще всего склоняются ко второму варианту, то есть сначала все-таки было решение.

А история и вправду занятная. Перескажу ее, опираясь на текст хрониста, созданный во второй половине XIV века. Жила-была в Бетюне некая девица благородного происхождения по фамилии Дивион, баловалась какими-то предсказаниями и уверяла, что может определять характер человека по его внешности. Ну, такое себе… И в один прекрасный день сия девица познакомилась с неким человеком, служившим при дворе Робера д’Артуа. Этот человек (имени его хронист не называет) вовлек девицу в авантюру по изготовлению фальшивого документа, подтверждающего права Робера на графство Артуа. Фокус был в том, чтобы достать настоящую печать покойного графа Артуа, отца Маго и деда Робера, и прилепить ее на новый документ. В городе Аррасе проживал знатный горожанин, которому граф когда-то пожаловал пожизненную ренту, о чем имелся документ с нужной восковой печатью. Горожанин умер, а бумага-то осталась, и девица сумела ее раздобыть. При помощи специально изготовленного раскаленного железного инструмента печать отделили от подлинника, не повредив, и прикрепили к фальшивке, согласно которой старый граф передавал права на Артуа своему сыну Филиппу и его потомкам, то есть нашему Роберу.

Все это было инициативой придворного, Робер ни о чем не догадывался, и когда девица