Клуб «Непокорные» - Джон Бакен

Разговоров не вели, всяк принес собой книгу или журнал, которые усердно изучались. В центре каждого столика рядом с солью и перцем стояли несколько бутылочек с лекарствами. Медицинская сестра, что привела меня на мое место, поставила рядом со мной пару таких бутылочек.

Вскоре мне стало понятно, почему люди были столь увлечены чтением. Еда была просто отвратительна. Мне так хотелось есть и пить, что я бы с удовольствием съел два бифштекса и выпил бы кварту пива[31], однако я получил всего лишь три сухарика, тарелку жидкого супа, пюре из овощей и чайную чашку молочного пудинга. Я позавидовал настоящему Брамби, который в этот момент, если у него была хоть капля ума в голове, прекрасно чувствовал себя в трактире. Я не решился просить добавки, потому что это могло вызвать неудобные вопросы, так что у меня было достаточно времени, чтобы понаблюдать за людьми. Никто ни на кого не смотрел; казалось, здесь вошло в моду являть собой воплощенное одиночество, затерянное в глухой пустыне; здесь даже пары не разговаривали друг с другом. Я осторожно осмотрел присутствовавших, чтобы выяснить, нет ли среди них тех, кого я мог знать прежде, но нет, все они были мне незнакомы. Через некоторое время мне стало так одиноко, что захотелось взвыть.

Наконец люди начали вставать и расходиться. Сестра, которая попалась мне на глаза первой, — собравшиеся, обращаясь к ней, говорили ей «швестер», хотя выглядела она скорее начальницей, — появилась с лучезарной улыбкой и дала мне мое лекарство. Я вынужден был принять от нее две таблетки и какие-то ужасные капли, что мне извлекли из коричневой бутылочки. Я прикинулся послушной персоной и подумал, что это может дать мне лишний шанс в поисках моей лошади. Поэтому я сказал сестре, что чувствую себя совершенно отдохнувшим и что после полудня хотел бы прогуляться. Сестра покачала головой:

— Нет, мистер Брамби. Сегодня вам точно положено отдыхать, так распорядился доктор Миггл.

— Но я в самом деле чувствую себя очень хорошо, — возразил я. — Я из тех мужчин, которым все время нужно двигаться и двигаться!

— Не совсем так, — промолвила она с терпеливой улыбкой. — В настоящее время ваша энергия носит болезненный, нездоровый характер. Ее причиной является нерегулярный нервный комплекс, и перед тем, как вы сможете вести нормальную жизнь, мы должны вылечить именно его. Скоро вы начнете совершать долгие приятные прогулки. Вы обещали вашей жене делать все, что вам говорят, и с вашей стороны было совершенно неправильно то, что вы незаметно ушли отсюда прошлой ночью и доставили всем нам массу беспокойства. Доктор Миггл говорит, что больше это никогда не должно повториться!

С этими словами она укоризненно погрозила мне пальцем.

Хорошенькое дело, подумал я, к моим неприятностям добавилась некая жена. Теперь я начал беспокоиться по-настоящему, потому что в любой момент здесь мог появиться не только Брамби, но также и его драгоценная супруга, а между тем я понятия не имел, как объясню ей, что делаю здесь в брюках ее мужа. Кроме того, меня встревожила последняя фраза. Доктор Миггл решил, что сбегать вторично я не должен никак, и был он, судя по всему, человек решительный. Его «никогда» означало то, что я всегда буду под наблюдением и что на ночь дверь моей спальни будут запирать.

Я поднялся в свою комнату — Гримпус остался ожидать меня в зале — и бросил взгляд из окна. Я увидел прекрасную густую виргинскую лиану, по которой можно было легко добраться до этажа ниже, но до земли — совершенно невозможно: там, внизу, зияла огромная пропасть подвала. Нечего было и думать о том, чтобы сбежать отсюда, двигаясь столь ненадежной дорожкой; вначале нужно было пройти через комнату, что была внизу, но если я это сделаю, с моей стороны это будет еще одним грубым нарушением правил, которое может закончиться ужасным скандалом.

Спускаясь по лестнице, я чувствовал себя ужасно подавленным, пока не увидел женщину, выходившую из такой же комнаты, как моя… Господи, да ведь это же моя тетушка Летиция!

Я не должен был этому удивляться, потому что она вечно жаловалась на нервы и всегда ее носило везде и всюду в поисках лекарства. Увидев меня, она подумала, что перед ней Брамби, и поспешила прочь. Очевидно, слава о деяниях Брамби уже разошлась по белу свету, и его психическое здоровье вызвало подозрения у тех, кто его знал. Хотелось последовать за ней, но момент был неподходящим, потому что Гримпус смотрел на меня.

Гримпус проводил меня на террасу, усадил в длинное кресло и велел оставаться там и греться на солнышке. Читать мне было нельзя, но я мог поспать, если бы мне захотелось. Но спать мне не хотелось никак, потому что со стороны это очень бы походило на нарастание душевного расстройства. Я должен был связаться с тетей Летицией. Я видел ее, сидевшую в новом кресле на другом конце террасы, но я понимал, что если встану и подойду к ней, она примет меня за сумасшедшего Брамби и с ней случится истерика.

Я лежал в раздумьях и грелся на солнце около двух часов. Потом я заметил, что сестры разносят чай или лекарства некоторым пациентам, и подумал, что появился шанс сдвинуть дело с места. Я подозвал одну из них и голосом любезным, но жалобным, присущим инвалидам, посетовал на то, что солнце для меня слишком жаркое и что я хочу перебраться на другой конец, где больше тени. Сестра пошла искать Гримпуса, и вскоре честный малый явился.

— Надоело мне это солнце, — обратился я к нему, — чувствую, вот-вот заболит голова. Хочу, чтобы ты переместил меня вон туда, в тень буков.

— Очень хорошо, сэр, — сказал он и помог подняться, прихватив кресло и коврик.

Я слабой походкой поковылял за ним и указал на свободное место рядом с тетей Летицией. Она дремала и, к счастью, не заметила меня. Кресло с другой от меня стороны занимал старый джентльмен, который крепко спал.

Я подождал несколько минут и начал придвигать свое кресло чуть ближе. Затем я достал немного земли из трещины в брусчатке, сделал из нее комок и аккуратно положил комок тетушке на лицо.

— Тетушка Летти, — прошептал я, — просыпайтесь!

Она открыла один глаз, горевший от возмущения, посмотрела на меня, и я подумал, что она вот-вот упадет в обморок.

— Тетушка Летти, — промолвил я голосом, полным муки, — ради всего святого, не кричите. Я не Брамби. Я ваш племянник Майкл.

Нервы у нее были лучше, чем я думал, потому что ей