Жуков. Портрет великого полководца - Виктор Иванович Устинов

по линии Одер – Западная Нейсе. И Трумэн, и Эттли пытались протестовать против включения в состав Польши Силезии, но Сталин поставил их перед свершившемся фактом, и никто с этой территории уже не мог заставить русских и поляков уйти.

По настойчивому требованию Сталина довоенная территория Польши, площадью в 212 тысяч кв. км, получила приращение на западе за счет древних польских земель более чем в 100 тысяч кв. км (территория, равная Голландии, Бельгии и Албании, вместе взятым). До Второй мировой войны Польша имела выход к Балтийскому морю протяженностью 71 км, а теперь стала иметь 526 км. Без сталинской инициативы никто из западных союзников не собирался давать полякам такие приращения территории, и приходится сейчас только удивляться, что в Польше забыта память этих добрых дел.

Установление этой новой польско-германской границы было подкреплено решением Потсдамской конференции о переселении немецкого населения, оставшегося в Польше, Чехословакии и Венгрии, на свою историческую родину. Потсдамская конференция подтвердила передачу Советскому Союзу Кенигсберга (с 1946 г. – Калининград) и прилегающего к нему района. Она учредила Совет министров иностранных дел (СМИД), возложив на него подготовку мирного урегулирования. В качестве немедленной задачи на СМИД возлагалось составление мирных договоров с Италией, Румынией, Болгарией, Венгрией и Финляндией. Три правительства подтвердили на Потсдамской конференции свое намерение передать главных военных преступников суду международного военного трибунала.

Американская делегация была крайне заинтересована в скорейшем вступлении СССР в войну против Японии. Утверждения, будто ко времени Потсдамской конференции Соединенные Штаты уже не видели в этом необходимости, не соответствует действительности. После того, как советская делегация подтвердила свое обязательство вступить в войну против Японии, Трумэн признался в частном письме, что «получил без напряжения то, ради чего сюда прибыл, – Сталин вступит в войну… Теперь можно сказать, что мы закончим войну на год раньше, и я думаю о тех парнях, которые не будут убиты»367.

Потсдамская конференция не сблизила союзников, а, наоборот, разъединила их. Возвращаясь на крейсере «Аугуста» с Потсдамской конференции в США, президент Трумэн дал генералу Д. Эйзенхауэру распоряжение: подготовить план ведения атомной войны против СССР. Его первые замыслы были составлены в декабре 1945 – январе 1946 года. Впоследствии он детализировался, уточнялся и развивался, но всегда был готов к применению. Планировалось вначале сбросить на самые крупные советские города 20 атомных бомб, а по мере увеличения производства число их возрастало до 40, а потом и до 200368. И только создание советской атомной бомбы отодвинуло на задворки истории саму мысль об атомной войне против СССР.

По предложению Сталина, чтобы укрепить связи союзнических армий, 7 сентября состоялся парад союзных войск, посвященный окончанию Второй мировой войны, у Бранденбургских ворот в Берлине. В присутствии представителей высшего командования союзников маршал Жуков заявил, что Победа является торжеством невиданного в мире боевого содружества демократических государств, великих народов и доблестных солдат Америки, Англии, Советского Союза, Французской Республики и Китая. 7 ноября 1945 года на приеме в Берлине по случаю годовщины Октябрьской революции, на котором присутствовал и генерал Эйзенхауэр, Жуков опять подчеркнул важность сохранения союза наших народов и вооруженных сил. Из воспоминаний Эйзенхауэра о беседе с Жуковым на этом приеме: «Маршал отметил, что в Берлине мы оба кое-чего добились в разрешении трудных проблем, несмотря на различные политические взгляды. И при этом заметил, что если Соединенные Штаты и Россия будут стоять вместе, несмотря ни на какие трудности, успех ООН будет наверняка обеспечен»369. Эти зарождающиеся доверительные отношения между Г. Жуковым и Д. Эйзенхауэром не всем нравились в Москве и Вашингтоне, полагали, что не дело военных людей, пусть даже такого ранга, давать оценку международным событиям. И вскоре Д. Эйзенхауэр получил новое назначение, а за работой Жукова на посту главнокомандующего оккупационными войсками в Германии стали пристальней присматривать в высоких кабинетах Кремля.

Вместе с победой к Сталину пришло ощущение большой усталости, и он стал чаще в близком кругу поговаривать о смерти. Он спокойно и рассудительно воспринимал свалившиеся на него почести, старался сделать для солдата и труженика победы больше различных социальных льгот и гарантий и развернул невиданную кампанию по восстановлению разрушенного войной народного хозяйства страны. На вечере, устроенном в честь победителей, он в своих здравицах воздал долг русскому народу и простому человеку, являвшемуся главным винтиком всех сложных дел, выполняемых в стране.

В августе 1944 года генерал де Голль, посетивший Москву с официальным визитом, в присутствии наркома иностранных дел В. Молотова пригласил Сталина после окончания войны посетить Париж, на что тот убежденно ответил: «Нет, нет, в Париж я уже не попаду, я уже стар. Я скоро умру!» Это признание вождя в угасании своих сил было известно широкому кругу партийных и советских деятелей, его физическое состояние летом послевоенного года на их глазах заметно ухудшилось. Близкие сподвижники Сталина, предвидя такую, как им казалось, неизбежность, стали вокруг себя формировать группы влияния, на которые они могли в случае необходимости опереться: Н. Вознесенский руководил Госпланом и имел ощутимый вес в правительстве, Берия – возглавлял правоохранительные органы, насаждая в них особо преданных ему людей, Молотов дорожил связями и поддержкой внешнего мира, Маленков – поддержкой партии, Жуков – армией. Вокруг него роем вились маршалы и генералы, не остывшие еще от прошедших сражений и готовые ринуться в политические баталии, чтобы оставаться на виду у общества.

В борьбе за лидерство эти группировки не брезговали поисками сомнительного компромата друг на друга и передаче вождю через почитаемых им генералов НКВД В. Абакумова и С. Круглова ложных слухов и даже сплетен относительно передела власти и возможных новых назначений в случае смерти вождя. Устои крепкой власти постепенно расшатывались, и Сталин все больше стал подумывать о чистке в своем близком окружении. С этими мыслями он 3 октября, впервые после 1936 года, отправился в отпуск к Черному морю. Там он пережил несколько приступов сердца и инфаркт, после чего даже не смог прибыть на празднование 28‑й годовщины Великой Октябрьской революции. С вождем стали все меньше советоваться, и Молотов в годовщину Октября своим решением освободил иностранных корреспондентов от цензуры, что сразу отразилось на их работе. Сообщения из Москвы все более пестрели заголовками о близких переменах в партийном и советском руководстве и плохом здоровье Сталина и что его преемником скорее всего станет маршал Жуков. И действительно, после блестяще одержанной победы над фашистской Германией, в Советском Союзе, как и на Западе, муссировался слух, что высшие военачальники Советской Армии должны быть привлечены к управлению государством, которое они отстояли в жестоких сражениях с врагом, чаще всего