Совращенный поселянин. Жизнь отца моего - Никола Ретиф де ла Бретонн

свадьбе, и о котором Вы уже слышали. На первых порах наша жизнь вчетвером была несказанно приятна, никогда еще я не был так доволен; я любил, был любим. Но человек пресыщается всем, даже счастьем; подобное состояние стало мне надоедать.

Уже давно я томился, но виду не показывал; наконец, вчера все изменилось, — ведь сложившаяся обстановка только задерживала брак Зефиры и старикана. Однако Зефира в отчаянии, в бешенстве; друг мой тоже весьма сердит. Но во что же они хотели меня превратить? Право, дольше терпеть я уже не мог... О, что за нелепая вещь — любовь! Отрекаюсь от нее навсегда. Первая ее стрела щекочет нас, рана так приятна, что мы сами вонзаем острие поглубже; но понемногу приятное ощущение сменяется жжением, боль все усиливается, к ней прибавляется лихорадка, воспаление становится нестерпимым, теряешь сон, аппетит, охоту к любым развлечениям; все мысли и чувства сосредоточиваются на идоле; видишь только ее, дышишь только ради нее и ее дыханием... Наконец, бред проходит, возвращается спокойствие. Но это зря потерянное время приходится вычеркнуть из жизни. Не хочу больше любить, хочу порхать от одной красавицы к другой.

Наше легкомыслие, наши нравы, наши любовные измены осуждают. Право же, эти мнимые мудрецы, эти вечные интриганы, критикуя поведение большинства, куда больше рассуждают, чем чувствуют. Надо быть слепым, чтобы не понимать, что черты, ставшие основными у той или иной нации, основаны на природе, а сказать «природа» — значит сказать прежде всего «разум»; мы такие, какие есть, ибо в другом виде были бы хуже. Нравы наши созданы опытом, передающимся от поколения к поколению; опыт привел нас к некоей проверенной физической морали, в силу которой наши страсти стали длиться не более недели. Сам я, чье чувствительнейшее сердце вкусило все радости и пережило во всей их безмерности муки любви, полагаю, что наши так называемые пороки — верх мудрости и идеал душевного благоденствия. Размышляя над всем пережитым мною, я пришел к выводу: «Любить — великое несчастье, но еще большее несчастье — быть любимым». Искать упоительных потрясений любви, значит подвергать себя и противоположным потрясениям. Когда возлюбленная сидит на качелях, юноша с силою раскачивает их и тем самым приближает к себе девушку; вот тут-то ей и следует отпрянуть от любимого. То же можно сказать и обо всех других удовольствиях, особенно же о радостях любви. Посему надобно ограничиваться лишь небольшими встрясками, волноваться лишь чуть-чуть, как можно менее отклоняясь от состояния покоя; легкое волнение приятно и длительное время, потрясение же резкое и сильное никогда не обходится без страдания. Эпикур говорил, что счастье богов зиждется на покое; он был прав; страдание неотделимо от услады, ибо оно — ее тень, ибо услада — волнение; значит, услада не дает счастья. Вот моя философия, любезный отец; как видите, она приближается к Вашей; это также философия и господина Годэ. Дайте мне несколько мудрых советов; вместе с советами нашего общего друга они будут мне крайне полезны.

У меня нет известий ни от кузины, ни от сестры. Никак не ожидал такого равнодушия!.. Но в сущности, не следует ли мне радоваться этому?.. Мой новейший стоицизм заменит мне все, кроме моих двоих друзей. Прощайте, любезный отец.

ПИСЬМО CLII

15 июля

ОТ ГОДЭ К ЭДМОНУ

Он окончательно лишает его той узды, какою является для дурных людей спасительный страх перед законами

Сейчас мне подали письмо отца д’Арраса, в котором имеется записка и для тебя, а также твое письмо к нему от пятого числа. Ну что ж, это письмо нас помирит. Какое же ты, однако, непоследовательное существо! Ты любишь меня и от меня скрываешься. Ты противишься всем моим планам. Что ж, будем приспосабливаться к твоим... Да, Зефира выйдет замуж, хоть ей это и противно; будь же доволен; всем людям приходится жертвовать собою, только ты — неизменный эгоист — ничего пе хочешь сделать для нас. Между тем, я работаю на тебя; посмотрим, не соблаговолишь ли ты позволить мне устроить твою судьбу?

Твое письмо к д’Аррасу философично: теперь ты понимаешь любовь не так, как ее понимают, вступая в жизнь, а понимаешь здраво, видишь в ней то, что она и есть в действительности, Любовь всего лишь неистовое волнение — сердечный покой куда предпочтительнее. Признаться ли? Развязка твоего приключения с Зефирой доказывает, что ты наконец стал мужчиной. Ты не хотел возобновить связь с госпожой Парангон; я радуюсь, что Зефира привела тебя к тому, к чему неизбежно привела бы страсть к кузине. Ты познал услады любви во всех ее оттенках; теперь они уже не будут манить тебя; а до тех пор, покамест ты не разочаровался, ты не мог преуспевать — тебя мог бы остановить какой-нибудь пустяк; первое же смазливое личико, первый вздернутый носик мог толкнуть тебя на любую глупость. Зато теперь ты как властелин будешь диктовать свою волю предмету твоих вожделений. Теперь ты в том возрасте, когда необходимо хладнокровие, пора уже сластолюбию уступить место честолюбивым планам. Я хочу создать тебе имя, судьбу и надеюсь вознести тебя как можно выше; у тебя талант, энергия, привлекательная внешность, а у меня имеются друзья, я владею искусством интриги, изворотливостью; мы преуспеем и, возвысив тебя, я буду несказанно радоваться, как радуется творец, любуясь своим созданием. Таким образом мы обезоружим твоих родителей, мы приведем их в восторг.

Эдмон пугает племянников

Эдмон под колесами экипажа

Не думай, что Юрсюль погибла, слушаясь моих советов; наоборот, произошло это оттого, что она их не слушалась; ее совратил чересчур пылкий характер. Ты, друг мой, не ветреная бабенка, и я полагаюсь на тебя в осуществлении широчайших планов. Что такое жизнь? Это промежуток времени, когда развертывается драма, в которой мы играем определенную роль; по окончании представления, когда тиран сражен, законный монарх восстановлен на троне, пленная принцесса освобождена героем и т. д. — участники всей гурьбой отправляются ужинать. Пойдем же, как персонажи театральной пьесы, решительным шагом к намеченной цели, не смущаясь ударами кинжалом, которые нам приходится наносить, чтобы прийти к развязке; постараемся, чтобы нас боялись, любили, восторгались нами; пусть все средства будут для нас хороши; в конце концов, чем мы рискуем? Действуя так, мы можем обрести только счастье. Что могут нам сделать законы, это пустое пугало робких душ? Худшее, чем они грозят нам, это смерть. Но скажи на милость,