Апостасия. Отступничество - Людмила Николаевна Разумовская

генералом Сахаровым. Он тогда ответил: «Так же, как и каждый честный русский. Вы же знаете не хуже меня настроение народа и армии. Это сплошная тоска по старой, прежней России, тоска и стыд, что с ней сделали. В России возможны жизнь, порядок и законность только на таких основаниях, которые желает народ, массы. А все слои русского народа, начиная с крестьян, думают только о восстановлении монархии и призвании на престол народного вождя, законного царя. Только это движение и может иметь успех».

«Так отчего же не объявить теперь же о том, что Омское правительство понимает народные желания и пойдет этим путем?» – спросил Сахаров.

Адмирал представил себе на секунду лицо полковника Уорда, от имени английского правительства вежливо предупредившего его о том, что всякая попытка вернуть русский народ к системе тирании и бедствий встретит сопротивление всех свободных народов мира, вспомнил настойчивое требование союзников неоднократно подтверждать его приверженность «демократии» и отсутствие «реакционных» намерений и с болезненной остротой вдруг почувствовал всю невозможность и даже нелепость выдвижения подобного лозунга на белых знаменах. Что скажут наши союзники-иностранцы? Что скажут наши эсеры-министры, которые желают видеть Россию «демократической» и не допустят реставрации монархии, от которой мы так легко и безответственно отказались?! Теперь нам уже не позволят иметь царя. Так мы оказались в собственной ловушке столетней легкомысленной болтовни о «демократии» и революции, задушившей Россию…

Молчание Верховного правителя прервал генерал Ханжин:

– Ваше высокопревосходительство, беда в том, что у нас нет тыла. Нет резервов. Местное население настроено против нас. В тылу недовольство, бесконечные восстания. На местах мздоимство, воровство, беззаконие, порка крестьян и даже захват заложников. К сожалению, мы так и не сумели завоевать доверие местного населения. Люди не хотят возврата к старому и безразличны к делу возрождения России…

Адмирал молчал.

– Из-за разлива рек части корпусов разъединены, у нас нет связи, нет поддержки, нет продовольствия, – доносился до него голос командующего Западной армией. – Войска переутомлены. Полки тают, их нечем пополнить. Фронт растянут и местами прорван. Красные отступают на базы, где войска могут отдохнуть, переформироваться, пополнить свои силы. За нами пустота и глухая враждебность… Надо отдать должное большевикам. Вместо прошлогодних совдепов и винегрета из красноармейской рвани на нас наступает регулярная Красная армия, которая не желает вопреки всем донесениям нашей разведки разваливаться…

Принесли телеграмму.

– Ваше высокопревосходительство! Генерал Сукин запрашивает: продолжать ли наступление на Бузулук и пожертвовать пехотой или переждать распутицу, подтянуть обозы и артиллерию и привести войско в порядок?

…Поздно ночью адмирал вышел на улицу. В нос ударил подмороженный запах пряного чернозема. Небо было звездным, в лунном свете блестели чуть тронутые ледком дорожные лужи. Александр Васильевич вдохнул резкий, пахучий воздух, сделал шаг в сторону и сапогом угодил в канаву. Что ж, значит, не успели. До распутицы. Весна!.. Переждать, как требует здравый смысл?.. Остановка в гражданской войне есть поражение… Адмирал не знал поражений… если не считать… чего? Черноморского бунта? Или мировой войны? Или, быть может, грядущего поражения в этой?.. Бог не может не дать победы правому делу… Да, правому и святому… Правое и святое?.. На панихиду по царской семье пришло несколько солдат и три офицера. И кто-то из омских обывателей громко, на всю церковь, сказал: немного же порядочных людей в армии Колчака!..

Ссутулившись, он шел к своему поезду. Тонкий лед похрустывал под ногами. Багровая луна стремительно летела по небу, то пропадая, то выныривая из легких, почти невидимых туч. Он взглянул на темное небо в ярких звездах… «Гори, гори, моя звезда…» Сколько же их там, во вселенной!.. Неужели где-то еще есть жизнь, и неужели и та жизнь столь же чудовищно бессмысленна и беспросветна, как наша?.. Никогда он не чувствовал своего одиночества так, как чувствовал его сейчас, с какой-то безнадежной тоской и сосущей сердце тревогой, будто судьба навалила ему на плечи громадную гору камней и эти камни давили его теперь своей нечеловеческой тяжестью.

В вагоне Верховного правителя было холодно.

– Прикажете подать ужин, ваше высокопревосходительство? – козырнул адъютант.

– Если можно, чаю, голубчик.

Не зажигая огня и не снимая шинели, он прилег на диван. Ему вспомнилась вдруг ходившая про него частушка: «Мундир английский, погон российский, табак японский, правитель Омский…» Вот его безжалостный портрет, нарисованный беспристрастной рукой народного художника. Так видит его народ. Безвластного и зависимого от иностранных подачек властителя… Неужели он взвалил на себя ношу не по плечу?.. А казалось, все просто. Большевики – погубители России, и вся Россия как один должна встать на защиту… как в былые смутные времена… на защиту – чего? Веры, Царя и Отечества?!. О, если бы так! Тогда – да!.. Но на защиту – Уч-ре-ди-тель-но-го собрания… не-ет, шалишь, брат, за Учредительное собрание кровушку проливать не очень-то и хотят… За земельку, за мир долгожданный еще прольют, а за буржуйское невнятное (и с чем его едят?) Учредительное собрание… И как-то стало вдруг совершенно ясно, что вся белая армия по политическим убеждениям, вся ее основная масса, только и надеялась на «учредилку», избранную по «четыреххвостке». А «Боже, царя храни» провозглашали только отдельные, презираемые основным кадетствующим и эсерствующим элементом «тупицы». Следовательно…

От собственной беспомощности раскалывалась голова. Было до скрежета зубов очевидно, что союзники, как всегда, предают и ведут свою, исключительно корыстную игру, что политически они, пожалуй, проигрывают с потрохами Ленину, что план Лебедева – блеф, ошибка, если не преступление, в котором и он… как Верховный правитель… И его вина! Он один за все отвечает… Один… Ничем и никем по существу не управляющий правитель!.. А если ошибка – то поправимая? Или уже катастрофа?..

О, как замутился разум России… Разделилось Российское царство, раздралась его золотая завеса, разбилось вдребезги его хрустальное тело… По силам ли ему, маленькому человеку, сладить со стихией, укротить разбушевавшиеся волны российской смуты?.. И кто укротит? Есть ли такой человек на земле?.. Никто как Бог!.. И кому Бог дарует или попустит победу… О Господи, не разгневайся на ны до конца, не дай погибнуть России! Приими многие жертвы наши, великий и страшный во гневе Своем Боже, только не дай погибнуть России!..

В окно адмиральского вагона ввалилась багровая луна, осветив разбросанные по столу бумаги. Мелькнул маленький белый конвертик с до боли знакомым почерком.

Анна!

«Милый, дорогой мой Александр Васильевич! Как-то Вы едете? И когда вернетесь? Мне без Вас совсем скучно и тоскливо… Вот Вам свежий анекдот от Гинса. „Как вам известно, уважаемая Анна Васильевна, Верховный правитель издал приказ, предписывающий ничего не брать у населения без платы и относиться к оному согласно требованиям текущего демократического момента –