Акимбеков С. Казахстан в Российской империи - Султан Акимбеков

В то же время лёгкая доступность земли, которая обеспечивалась государственной политикой, часто способствовала закреплению неэффективных практик. Александр Кауфман писал, что ««киргизская степь» с ея лёгкою и дешёвою арендою создаёт слишком благоприятную почву для азартного, спекулятивного хозяйства. На почве лёгкой и — опять таки при удаче — выгодной эксплуатации киргиз и их земли создаётся особый тип переселенца, который вовсе и не думает о прочной оседлости, следовательно не имеет надобности заботится о земле. Когда истощится надел, он будет арендовать киргизскую землю, когда истощаться в округе и киргизские земли — он переселится ещё куда-нибудь»[649].

По его же мнению, «о хищническом характере хозяйства тургайских переселенцев свидетельствовали обширные пространства, заросшие бурьяном и совершенно ушедшие из-под культуры, которые широким кольцом окружают город Кустанай»[650]. Причём, характерно, что «крестьяне, в виде правила, не только не расширили культурной площади в границах отведённых им наделов, но, наоборот, — запустили немало таких площадей, которые раньше обрабатывались туземцами. Так, в посёлке Георгиевском заброшена и превратилась в почти бесплодный каменистый выгон довольно значительная часть прежних киргизских пашен»[651]. По мнению Джорджа Демко «чрезмерная доступность земли не стимулировала интенсивных методов её обработки, если не делала её вообще невозможной»[652].

В целом сложность ситуации и для Российской империи и для казахского населения заключалась в том, что процесс переселения до революции 1917 года так и не смог способствовать решению земельного вопроса в европейской России. «В азиатскую Россию с 1893 по 1917 год переселилось более 5 млн. человек. Но поскольку переселилось меньше, чем был прирост крестьянского населения в эти годы, то можно говорить лишь о том, что миграция замедлила рост малоземелья, но не уменьшила его, т.к. размеры душевых владений продолжали сокращаться»[653]. Это означало, что процесс переселения должен был продолжаться, если бы не произошло революции в России. Причём, скорее всего, это происходило бы во всё возрастающих объёмах со всеми вытекающими негативными последствиями для казахского населения Степного края, а также казахского и киргизского населения Семиреченской области Туркестанского края.

С учётом военно-политического могущества Российской империи практически не было альтернативы негативному сценарию развития событий. По этому поводу очень образно выразился Тимофей Седельников: «Как бы там ни было, не может подлежать сомнению, что правительство сначала де-факто, а потом и де-юре являлось полным хозяином киргизских земель, предоставленных пожизненному пользованию кочевников по обычаю, а потому и спорить против этого теперь и поздно, и бесполезно»[654]. Собственно, Российская империя в начале XX века решала свои проблемы, а земельный вопрос был для неё среди наиболее важных. Естественно, что проблемы населения окраин в данном контексте имели гораздо меньшее значение.

Сложность здесь заключалась в том, что освоение окраин проходило в России параллельно с попытками модернизации своего собственного общества. Причём продвижение на окраины должно было способствовать Российской империи провести модернизацию, а не наоборот. В этой связи модернизация окраин, включая Казахскую степь, вообще не стояла на повестке дня. Для этого у властей Российской империи не было ни какой-либо понятной стратегии, ни особого желания предпринимать какие-либо усилия. Дело здесь не только в том, что традиционный образ жизни кочевников казахов и киргизов в этом случае был обречён. Вопрос был в том, что они не могли рассчитывать также и на его трансформацию и модернизацию. Следовательно, они становились лишним элементом всей устаревшей конструкции общественно-политического устройства Российской империи.

В изданной в 2017 году истории России так характеризовали политику Столыпина. «Опасаясь расшатывания единства Российского государства, Столыпин избрал ошибочный курс в национальной политике. Он главным образом пытался подавлять национальные движения административным способом, запрещать к употреблению национальные языки и расселять русское население на инородческих окраинах, предоставляя русским меньшинствам особые привилегии в сравнении с живущими бок о бок с ними народами. Эти меры нигде не притушили национализм, но напротив ещё сильнее разожгли его и придали ему антирусский характер»[655]. Но подобная оценка выглядит более естественной с современных позиций. В то время как для условий начала XX века и доминирующего в то время общественного мнения, сформулированные Столыпиным приоритеты были вполне логичны с точки зрения решения внутренних проблем русского крестьянства, а значит, и всего российского общества. Показательно, что в той же указанной выше истории России 2017 года относительно крестьян-переселенцев было написано: «Большинство переселенцев освоилось на новом месте и стали жить лучше, чем прежде. Заселяя пустующие и малонаселённые земли, они прочно закрепляли их за Россией»[656].

В целом даже попытки политической модернизации в Российской империи, которые стали частью политики частичной либерализации в ходе революции 1905 года, не способствовали появлению каких-либо шансов на изменение ситуации, в частности, для казахского населения. Напротив, изменения в России только ухудшали положение дел на окраинах. Если столыпинская реформа стала причиной резкого увеличения масштабов миграции и изъятия земель у кочевников-казахов, то частичная политическая либерализация привела к активизации в России дискуссий по национальному и земельному вопросу и итоговому ухудшению положения казахского населения в составе Российской империи.

Первоначально, при обсуждении процедурных моментов проведения выборов в первую Государственную думу часть категорий российского населения, включая кочевников казахов, хотели вообще исключить из списков избирателей. Так, планировалось лишить избирательных прав «кочевых и бродячих инородцев», евреев и жителей Финляндии, имевших свой сейм[657]. Затем предоставили права всем, кроме «бродячих инородцев» Сибири. Другой вопрос заключался в нормах представительства для отдельных групп населения, в отношении кочевников казахов обсуждался вопрос организации совместного для казахского и русского населения голосования или предоставления национальных квот.

Это было частью общей проблемы представительства национальных групп в российском парламенте. Так, в октябре 1905 года, до появления указа Николая II, была подготовлена записка «К преобразованию Государственного совета». В ней было написано, что «в Думе может слагаться по вопросам, касающимся инородческих интересов, сильное и неудобное для правительства большинство»[658].

В том числе, для того чтобы снизить национальное представительство в первой Государственной думе, в Казахской степи было введено квотирование для казахского и русского населения. Причём русское население получало больше мест, чем казахское. «Вариант полного лишения населения Средней Азии представительства по причине его «неготовности» к законодательной работе, был признан «в политическом отношении небезопасным», совместные выборы, по мнению большинства членов Совещания, привели бы к фактически полному устранению русского элемента в крае от избрания в Государственную думу», поскольку ни один «инородец», избранный от Туркестана, не будет содействовать там проведению русской государственной (колониальной) политики. Решено было «для охраны русских интересов в Средней Азии и тесного единения края с