Генрих Ягода. Генеральный комиссар государственной безопасности - Леонид Михайлович Млечин

– О Плетневе. Как и где он был привлечен к этому убийству?

– Плетнева пришлось привлечь к этому делу потому, что по установившейся традиции он являлся постоянным и наиболее авторитетным членом всех консилиумов при заболевании кого-либо из членов семьи Горького. Я дал задание аппарату ОГПУ подобрать мне компрометирующие Плетнева материалы. Оказалось, что их довольно много. Оказалось, что Плетнев был участником какой-то антисоветской группы врачей и вообще являлся человеком антисоветским. Я вызвал Плетнева. Я положил на стол папку с материалами, погрозил ему, и он согласился слушаться меня.

(Максим Алексеевич Пешков, много чем увлекавшийся, но не нашедший себя в жизни, умер молодым. Его внезапная смерть послужила причиной различных слухов. Сын Горького увлекался горячительными напитками, и, судя по всему, заснул на скамейке на улице. Заболел воспалением легких, вылечить которое тогда не смогли. Он скончался 11 мая 1934 года. Ему не было и тридцати семи.

Его дочь Марфа Пешкова впоследствии рассказывала:

«Папа приехал от Ягоды, который его все время звал и напаивал… Вышел из машины и направился в парк. Сел на скамейку и заснул. Разбудила его нянечка. Пиджак висел отдельно. Это было 2 мая. Папа заболел и вскоре умер от двустороннего воспаления легких… Уход отца – это месть Ягоды, потому что он очень хотел жениться на моей маме. Я лично так думаю».)

А допрос Ягоды переключается на другие темы.

– Но ваши преступления в этой области не ограничиваются умертвлением только Максима Алексеевича Пешкова.

– Я заявляю, что кроме Макса, тем же путем по моему заданию были умерщвлены Менжинский, Куйбышев и Алексей Максимович Горький. Я прошу записать, что если в смерти Менжинского виноват только я, то смерть Куйбышева и Горького была организована по прямому постановлению объединенного центра право-троцкистской организации, которое (постановление) было мне лично передано членом этого центра Авелем Софроновичем Енукидзе.

– Рассказывайте.

– Начну с Менжинского. Известно, что последние годы Менжинский больше болел, чем работал. Руководил работой я. Было ясно, что с его смертью председателем ОГПУ буду я. С этой мыслью я свыкся и ждал смерти Менжинского. А он не умирал. Когда я дал задание Левину, я подумал: «Почему то же самое не сделать с Менжинским?» В одном из разговоров с Левиным я ему об этом прямо сказал. Он уже был связан со мной подготовкой к преступлению и не мог мне отказать. Но он заявил, что не имеет доступа к Менжинскому, что постоянным лечащим врачом является доктор Казаков и что без него здесь не обойдется. Я поручил Левину привлечь к этому делу Казакова. Он это сделал. Не обошлось и без моего личного вмешательства в это дело. Левин сообщил мне, что Казаков в хороших отношениях с Менжинским, и у него (Левина) имеются сомнения, не обманет ли он. Я вызвал Казакова к себе, подтвердил ему мое распоряжение, наговорил ему кучу угроз, и он сделал свое дело – Менжинский умер.

Я хочу рассказать об обстоятельствах, при которых я был поставлен перед необходимостью пойти на более чудовищное преступление, на организацию умерщвления таких людей, как Куйбышев и Горький.

– Рассказывайте.

– Енукидзе сообщил мне, что центр организации считает необходимым подготовить смерть Горького. «При чем тут Горький?» – спросил я. Из ответа Енукидзе я понял следующее: объединенный центр правотроцкистской организации в течение долгого времени пытался обработать Горького и оторвать его от Сталина. В этих целях к Горькому были приставлены и Каменев, и Томский, и ряд других. Но реальных результатов это не дало. Горький по-прежнему близок к Сталину и является горячим сторонником и защитником его линии. При серьезной постановке вопроса о свержении сталинского руководства и захвате власти право-троцкистами, центр не может не учитывать исключительного влияния Горького в стране, его авторитет за границей. Если Горький будет жить, то он подымет свой голос протеста против нас. Мы не можем этого допустить. Поэтому объединенный центр, убедившись в невозможности отрыва Горького от Сталина, вынужден был вынести решение о ликвидации Горького. Выполнение этого решения поручено было мне через врачей, лечащих Горького. А о Куйбышеве встал вопрос потому, что это технически наиболее легко было осуществить: он болел часто и лечили его Левин с Плетневым…

(Позабытый в наше время Валериан Владимирович Куйбышев был одно время одним из верных помощников Сталина. Руководил партийной инквизицией, ведал различными наркоматами. Послушного и преданного ему Валериана Сталин сделал членом политбюро и оргбюро ЦК. Причиной ранней смерти Куйбышева, как считается, стало пристрастие к горячительным напиткам.)

А следователь старательно заполнял протокол допроса Ягоды:

– Переходите к изложению того, как были выполнены эти чудовищные, преступные дела ваши?

– С Куйбышевым дело обстояло проще: осенью 1934 года он уехал в Среднюю Азию в длительную командировку. Уезжал он, как мне говорил Левин, совершенно больной. Но Левин и Плетнев заявили ему (они смотрели его перед самым отъездом), что он в хорошем состоянии, и разрешили ему ехать.

С собой в дорогу ему дали лекарство, прием которого пагубно действовал на его здоровье. Енукидзе говорил мне, что он уверен в том, что Куйбышев не вернется живым из этой командировки. Но он вернулся и вскоре умер от сердечного припадка, вызванного вмешательством «лечения» Левина и Плетнева.

– А как было организовано убийство товарища Горького?

– За здоровьем Горького наблюдали Левин и Плетнев. Оба они были мною привлечены к делу умерщвления Горького и получили соответствующие задания. Осенние и зимние месяцы Горький обычно проводил на своей даче в Крыму. Там с ним бывал и Крючков. Так было и в 1935 году. Перед отъездом мы условились с Крючковым, что там, в Крыму, Горький «заболеет», и он его, больного, привезет в Москву «лечиться» у Левина и Плетнева. Так и было. Весной 1936 года Крючков мне неоднократно звонил из Крыма, что состояние здоровья Горького плохое и что, если его в таком состоянии вести в Москву, он, несомненно, приедет больным. Я не возражал, и Горький, приехав в Москву, сразу заболел. Тут же в ход были пущены Левин и Плетнев, и Горький был умерщвлен…

И на процессе знаменитые врачи послушно повторяли все, что от них требовали следователи. Подтверждали, что действовали по приказу бывшего наркома внутренних дел Генриха Ягоды. «Врачи-вредители» понадобились в публичном процессе для того, чтобы возбудить дополнительную ненависть к обвиняемым: вот ведь какие негодяи, ни перед чем не останавливались, травили людей!

Агент 4-го