Космос. Иллюстрированная история астрономии и космологии - Джон Норт

из его величайших достоинств имело мало общего с математизацией природы: это была его способность разбивать в пух и прах сумасбродные доводы своих многочисленных оппонентов, и, конечно, не только во имя и под знаменем Аристотеля.

ВЕК ПЕРВЫХ ТЕЛЕСКОПОВ

В течение всего лишь одного человеческого поколения телескоп полностью преобразил природу планетной и звездной астрономии. Наконец-то этот предмет стал доступен для исследований, требующих минимальной или вообще никакой математической подготовки. Появился новый тип публикаций, описывающих небесные явления, но не с помощью схематических диаграмм, а посредством изображений. Из всех других видимых тел Луна лучше всего подходила для предприятий подобного рода, и было опубликовано огромное количество ее рисунков. На первых порах качество не играло решающего значения, но обстановка стала быстро меняться после того, как в 1624 г. Пьер Гассенди и Никола-Клод Фабри де Пейреск объединили свои усилия и попытались определить разницу долгот между Экс-ан-Провансом и Парижем. Разработанный ими метод заключался в хронометрической фиксации погружения в земную тень либо выхода из нее небольших деталей лунной поверхности в ходе лунного затмения. Для этого им требовалась хорошая карта Луны, поэтому в 1634 г. они привлекли для ее изготовления гравера Клода Меллана. Меллан использовал телескоп, изготовленный из деталей, сделанных самим Галилеем, и его карта оказалась действительно очень хорошей. Известно множество других попыток нарисовать карту Луны, но редко кто достигал такого же совершенства, как Меллан, а вскоре к этому добавилось еще одно занятие: присваивание деталям лунной поверхности имен прославленных людей. Михаэль Флоран ван Лангрен населил такими именами прекрасную карту, опубликованную им в 1645 г., но она не получила широкого распространения. Он стремился сделать с Луной то же самое, что Испанская корона сделала с территориями Нового Света, – заявить свои претензии на них через присваивание им соответствующих названий. Луна ван Лангрена была католической и Габсбургской, он даже упомянул в выходных данных к ней: кто осмелится изменить названия деталей лунной поверхности, будет подвергнут штрафам и взысканиям. Ведущие лунные картографы того времени Джованни Баттиста Риччоли и Ян Гевелий пропустили это мимо ушей, если, конечно, они вообще видели эту карту. Гевелий уклонился от неоднозначной практики именования лунных деталей фамилиями знаменитых людей, отдав предпочтение сохранению классических географических названий. Риччоли использовал имена выдающихся ученых и астрономов, не оставив без внимания и коперниканцев, хотя и не был солидарен с ними. В конце концов, если смотреть на вопрос в целом, победа досталась Риччоли, чему не мало способствовали враждебное отношение Гука к Гевелию и влияние Кассини в Париже, который отдал предпочтение более кратким названиям Риччоли.

Если не принимать во внимание номенклатуру, то Гевелий был астрономом, достигшим огромной популярности именно благодаря лунному картографированию. Восхитительные медные гравюры Луны составляли лучшую часть его объемной и впечатляющей «Selenographia» (1647). Наблюдения, на базе которых он изготовил три большие карты, вошедшие в этот том, проводились так, как это делал Хэрриот, – посредством фиксации изменений вида Луны по мере того, как терминатор продвигался по ее поверхности. Его прекрасная работа не отличалась высокой точностью, как принято об этом думать, однако он достиг кое-чего другого, гораздо более важного с научной точки зрения. Он картографировал либрацию Луны. Хотя вид Луны, обращенный к Земле, всегда более или менее одинаков, в различные периоды времени мы можем наблюдать с Земли примерно шесть десятых ее общей поверхности. Галилей, Хэрриот и другие знали это, но не рассматривали в деталях изменения лунного диска. Для того чтобы Луна была всегда обращена одной и той же стороной к наблюдателю, ее вращение вокруг собственной оси должно осуществляться шаг в шаг с поворотом луча зрения наблюдателя. Это вращение представляет собой сложную динамическую проблему, к тому же, как мы знаем, Луна движется по эллиптической орбите с переменной скоростью. Эта орбита наклонена к эклиптике (факт, известный уже в Античности). Добавим к этому следующее: место нашего наблюдения медленно смещается в течение суток по мере того, как Земля переносит нас своим вращением. То, к чему приводили эти несколько факторов, не могло быть теоретически объяснено ни Гевелием, ни его современником Джованни Баттистой Риччоли, но последние могли по меньшей мере визуально оценить величину либрации по лунной широте и долготе и включить ее в свои карты. Карта Гевелия изображена на ил. 156. Прекрасные лунные карты Риччоли опубликованы в его «Almagestum novum» (1651).

156

Данное изображение топографии лунной поверхности, датируемое 1645 г., является одной из трех больших гравюр, самостоятельно изготовленных Гевелием для его монументального тома «Selenographia», изданного in folio. Гравюра занимает целый разворот. Гевелий накопил большой опыт в печатном деле, будучи студентом в Лейдене, и его работа была напечатана на его собственном печатном станке. Масштабная шкала слева внизу соответствует 100 германским милям, а справа – трем «затменным единицам». (Диаметр Луны традиционно делился на двенадцать единиц.) Сегменты по краям – это те части поверхности, которые периодически становятся видимыми в результате либрации. Умение Гевелия изобразить свои наблюдения на гравюре означало, что он легко мог рассылать другим копии своих рисунков. Когда книга, наконец, была завершена, он отослал ее копии в библиотеки и своим друзьям в Рим, Париж, Оксфорд, Кембридж и в другие места. Папа отметил, что эта книга не имела бы себе равных в случае, если бы она не была написана еретиком.

В силу столь широкого и быстрого распространения телескопа нет ничего удивительного в том, что вокруг него разгорелось так много споров о приоритете. Мы уже упоминали о Симоне Майре, которого Галилей задолго до того вынудил покинуть Падую. Он заявил о своем приоритете на наблюдение трех спутников Юпитера (в декабре 1609; Галилей наблюдал четыре в то же время), а также в вопросе о составлении точных таблиц движения этих спутников. Похоже, его измерения нельзя считать плагиатом, поскольку они более точны, чем те, которые позднее опубликовал сам Галилей, кроме того, он принял решение внести в вычисления движение по широте, но в целом работа Майра определенно уступала работе Галилея. До опубликования в 1623 г. «Il Saggiatore» Галилей ни разу не выступил публично против Майра в этом вопросе. Раздражение Галилея, как можно допустить, подпитывалось тем обстоятельством, что Майр назвал спутники «Бранденбургскими звездами» в честь своих патронов, создав тем самым угрозу галилеевским спутникам, ассоциировавшимся с родом Медичи, в честь которого тот назвал эти звезды.

Поскольку у некоторых людей настоятельное желание доказать приоритет на открытие замещает собой все остальное, будет логично предположить существование высказываний с целью доказать, что Медицейские планеты, или спутники Юпитера, впервые обнаружены китайскими астрономами за две тысячи лет до Галилея. В «Астрологическом трактате эпохи Кайюань», составленном Гаутама Сиддхартхой между 718 и 726 гг., упоминаются некоторые наблюдения, произведенные в IV в. до н. э. астрономом Гань Де. Приводятся его слова, будто в год чан ян Юпитер наблюдался в зодиакальном сегменте Ци восходящим и заходящим вместе с так называемыми лунными дворцами (Сюйну, Сюй и Вэй). «Он был очень большим и ярким», добавлял Гань Де, и «в непосредственной близости от него отчетливо наблюдалась небольшая красноватая звезда». По утверждениям некоторых, это наблюдение зафиксировало Ганимед или Каллисто, и оно датируется 364 г. до н. э. Однако в целом нет никаких оснований полагать, что и в самом деле наблюдался какой-либо из указанных спутников Юпитера.

Томас Хэрриот получил экземпляр «Siderius nuncius»