Каждому свое - Елена Евгеньевна Съянова

прикрывали «Шторх»; на место выпавших тут же встраивались другие. Внизу, точно от погребальных костров, поднимались вертикальные черные дымы. Каждый уходил своим «шагом»: «Кометы» штопорами ввинчивались в землю, «Спитфайры», окутавшись дымом, показывали солнцу брюхо, красавцы «Мустанги» крутились, кувыркались, отбрасывая фонари и куски обшивки.

«Шторх» сел благополучно. Правда, на панели уже появился красный сигнал; мотор заглох на пятидесяти метрах.

– Браво! – воскликнул Грейм. – Так мне к Деницу? – осторожно уточнил он.

Открыв дверцу, Лей несколько минут пытался отдышаться; он чувствовал себя выжатым лимоном, который окунули в воду.

– Отсюда, генерал, много путей, – наконец ответил он. – Тот, который вы назвали, означает, что вы сохраняете верность фюреру. Однако… держу пари, что вон тот господин предпочел бы другой путь. – Лей указал на готовый к отлету МЕ-262, около которого стоял и пристально смотрел в их сторону высокий, моложавый Альберт Шпеер; вид у него был довольно независимый и в то же время настороженный.

Грейма вынесли и уложили на носилки. Лей тоже вылез и сел на траву; Ханна присела рядом с ним. Он все никак не мог отдышаться; по лицу струйками стекал пот. Шпеер подошел вместе с генералом люфтваффе Кристианом. Они поздоровались с Греймом и Ханной; на фельдфебеля, естественно, никто особого внимания не обратил.

Шпеер спросил Грейма, откуда он и куда направляется. Тот, учтя недавнее замечание Лея, отвечал неопределенно.

– А я из Берлина, – улыбнулся Шпеер своей неподкупной улыбкой. – Летел без сопровождения, чудом проскочил. Русские танки вот-вот будут на Вильгельмштрассе. Может быть, они уже там.

– Вы видели фюрера? – удивленно спросила Ханна.

– Да, фрау. Слава богу, фюрер жив и здоров.

Если бы у Лея было побольше сил и терпения, он бы, пожалуй, понаблюдал за тем, как станет развиваться эта сцена. Но сейчас он, только слегка пожав руку вскипевшей Рейч, поднялся:

– Надеюсь, генерал, что господин Шпеер, который только что видел фюрера, не забыл передать вам записку от вашей жены, – обратился он к Кристиану. – Вот вам еще одна. – Он протянул ошеломленному генералу письмо от его жены, секретарши Гитлера, Герды Дарановски-Кристиан, которое та вручила ему со слезами, и пошел прочь, к зданию испытательного центра.

Когда он уже умылся и переоделся, смущенный и раздосадованный Кристиан, за что-то извинившись, сообщил ему, что его очень просит прибыть в свою штаб-квартиру рейхсфюрер Гиммлер. Сам рейхсфюрер сейчас болен, лежит в клинике в Хоенлихене; к нему туда съезжаются все.

– Кто к нему туда съезжается, я догадываюсь, – бросил Лей.

– Простите, ради бога, я еще хотел спросить… Герда… как она?

– Спросите Шпеера, – не удержался Лей. – Да ничего она, не волнуйтесь, – добавил он. – Беспокоится за вас. В бункере пока безопасно.

Со Шпеером ему не хотелось встречаться.

За годы войны у него с министром военной промышленности было множество столкновений, но все, так сказать, в рабочем порядке. Когда-то в середине тридцатых Альберт Шпеер работал в ГТФ, в отделе «Эстетика труда», – проектировал переделку свалок в цветники и скверы. Тогда это был очаровательный улыбчивый человек, всем глядевший в рот, готовый выполнить любой заказ Геринга или Геббельса и потихоньку втиравшийся в близкое окружение вождей. После гибели Тодта пост министра вооружений Гитлер хотел поделить между Герингом и Леем, с четким разграничением полномочий. Геринг согласился, а Лей все испортил – отказался да еще и предложил не дробить, а укрупнить министерство и все производство вооружений и боеприпасов сосредоточить в одних руках. И неожиданно назвал имя Шпеера. Геринг тогда так и сел. Строителя, архитектора – на производство оружия?! А Гитлеру мысль понравилась.

– Не справится – прогоню, – резюмировал он.

В результате Геринг обиделся на Лея. Чем лучше Шпеер справлялся, тем откровеннее Геринг негодовал, именуя нового министра «втирушей» и «застольным шутом фюрера». А справлялся Шпеер хорошо! И очень скоро «задвинул» не только Геринга, но и Функа, который часто повторял Лею, что желал бы поглядеть в глаза тому, кто подсунул фюреру этого «мародера».

И тем не менее, и к Функу, и ко многим другим Альберт Шпеер относился по-дружески; Лея же втайне ненавидел. Роберт это давно чувствовал, но не сразу нашел причину. А она оказалась проста: Шпеер был влюблен в Гитлера и отчаянно ревновал его ко всем, с кем фюрер позволял себе дружеские чувства, человеческую близость, абсолютно недосягаемую для самого Шпеера. Ради этой человеческой близости к Гитлеру Альберт Шпеер пошел бы на все, как только что пошел на прямую ложь.

«Однако при всей своей любви летит-то он к “изменнику” Гиммлеру, – напомнил себе Лей. – Вот в этом он весь и есть».

Встречи, однако, избежать не удалось. Уж если кого наметит свести судьба, так непременно столкнет – нос к носу.

Так с ними и произошло при выходе из здания испытательного центра.

– А где же ваш «маскарад»? – дружелюбно осведомился Шпеер, при этом от внутреннего напряжения у него на шее вздулись жилы. – Вообще я думаю, у нас у всех будет что описать в мемуарах.

– Безусловно, – кивнул Лей. – В мемуарах уж мы себе позволим всех расставить по местам. И себя – тоже.

Шпеер слегка покраснел – его точно бросило в жар.

– А сами-то вы куда теперь направляетесь? – резко, с вызовом спросил он.

Хороший вопрос. И что бы он ни ответил, все уже будет «внутренней изменой» кому-либо или чему-либо. А потом это, как мусор из карманов, выворачивается в мемуарах, правда, когда речь идет о других.

Но Шпеер не ожидал услышать того, что услышал.

– Никуда, – был ответ.

Агентов Гиммлера, поджидавших Лея в Рехлине, больше бы устроило, если бы это «никуда» материализовалось у него в посещении альпийских хранилищ: уж теперь бы они его не упустили. Но Лей направился не к самолету, а к машине, где его дожидались телохранители. Сделав вялую попытку от них избавиться, он махнул рукой и велел ехать в Грюневальд, тихое берлинское предместье, где у него был загородный дом. Узнав об этом, Гиммлер отдал распоряжение быстро сформировать два отряда по пятьсот человек из эсэсовцев, обороняющих Рехлин, и «ненавязчиво» сопровождать рейхсляйтера в его «путешествии».

«Лей – это вечная головная боль, – пожаловался Гиммлер Феликсу Керстену. – Но я его понимаю. Я бы и сам с удовольствием сейчас съездил домой».

«Удовольствие» съездить домой могло стоить Роберту жизни или еще хуже – свободы, но ему и на этот раз удивительно везло. «Мерседесы» дважды проскакивали перед наступающими частями Красной армии; в одном случае бой принял отряд СС. В третий раз машины обстрелял английский истребитель: очередь прошила кожаное сиденье и лишь поцарапала Роберту плечо.

Грюневальд почти не бомбили. Наступление тоже обтекло городок с обеих сторон, оставив довоенным, тихим, утопающим в сиреневых и вишневых садах. Подъезжая к дому, Лей увидел свисающий из окна столовой залы белый флаг, но