Альманах «Российский колокол». Спецвыпуск «Они сражались за Родину» - Альманах Российский колокол

Художники слишком уж торопливы и старательны. Мы не можем им запретить зарабатывать на тщеславии отдельных личностей. Ведь нам доподлинно известно, что это сам Георгий Жуков лично заказывал конный портрет одному художнику, этому… как его. То ли Яков Васильев, то ли Василий Яковлев… Ну да ладно. И это только на коне. А уже есть десяток парадных портретов без коня. Посмотришь – ну прямо тебе бог войны. А ведь не Суворов. Не Суворов. И отступал с большими потерями, и наступал точно так же. Везде у нас, везде, куда ни глянь, при взятии городов и деревень десятки тысяч погибших. Наших. Везде. А художники – им что, они люди творческие, не политики, и о многом не имеют представления. Но самому Георгию надо быть скромнее и осторожнее. Надо, надо. Мало того что Иосиф Виссарионович обвешал его званиями и наградами. Он платил ему огромные деньги, баловал его льготами, закрывал глаза на его выкрутасы с женским медперсоналом. Так нет же, ему мало всего этого, он ещё возомнил себя не просто барином, а светлейшим князем. Это и есть всё то, за что пострадали многие его коллеги в тридцать седьмом и тридцать восьмом годах.

– А другие генералы и маршалы скромнее?

– Скромнее. Пёрли из Германии все. Ну, если не все, то многие. Помаленьку – солдаты. Что-то там сунул в свой вещмешок. Офицеры – побольше. Но тоже не все. Не все. А по-крупному – и генералы, и маршалы. Наперегонки. Кто больше. Чего там. Но всё равно значительно скромнее, чем он.

– Да, Лев Захарович, что делать, не всегда герои святы.

– Совершенно верно. Поэтому в будущем мы будем считать Жукова героем, опустив глаза от стыда. В конце концов, он принёс нам победу вместе с теми, кто положил свои жизни во имя этой самой победы, не взяв себе ничего. А может быть, пройдёт лет двести или того меньше, и Жукова, глядишь, канонизируют, как некогда Невского, за то, что он приводил татар в Новгород, когда новгородцы изгнали его, а выиграл одну только драку на крохотном Чудском озере, что не идет ни в какое сравнение ни с одним из сражений Великой Отечественной войны.

– Товарищи генералы, врач приехал, – подала голос Елизавета Абрамовна.

– Да-да, я готов. Ну, ты не отпускай Ивана Леонтьевича, устрой его поудобнее, у нас с ним предстоит большая работа, нам надо с ним ещё о многом поговорить.

– Идёмте, Иван Леонтьевич.

10

Ночью Иван проснулся от какого-то движения и приглушённых разговоров. Но из комнаты выходить не стал. Через какое-то время наступила тишина. И утром проснулся в полной тишине. Долго лежал. Поднялся только тогда, когда за окном рассвело. С удивлением обнаружил себя в пустой от хозяев квартире. Через час появилась хозяйка.

– Здравствуйте, Иван Леонтьевич.

– Здравствуйте, Елизавета Абрамовна. А где Лев Захарович?

– В морге.

Иван оторопел и глянул на отрывной настенный календарь. 13 февраля.

– Печально. Неожиданно. Не вовремя. Жаль. Примите мои соболезнования. Я не останусь. Тут сейчас набегут всякие деятели. Сейчас же поеду на вокзал. Постараюсь купить билет на ближайший поезд. Моё присутствие здесь может вызвать массу ненужных вопросов не только ко мне, но и к вам. Тем более что мой вид, увы, не самый презентабельный. Мало того что посторонний, так ещё с подбитым глазом. Спасибо вам за гостеприимство.

Иван собрался и уехал на Казанский вокзал. Занял очередь в кассу. Удалось купить билет только на конец недели. Из сообщения по радио узнал, что урну с прахом Льва Захаровича замуровали в Кремлёвской стене. Поэтому за несколько часов до отправления поезда пришёл на Красную площадь. К месту захоронения Ивана не пропустили. Сказали, что проход к стене – только через посещение Мавзолея. Выстоял очередь. Прошёл через Мавзолей. На выходе вместе со всеми посетителями пошёл вдоль Кремлёвской стены. Увидел Елизавету Абрамовну. Остановился. Поздоровался.

– Здравствуйте, Иван Леонтьевич. Вы не уехали? Ваш глаз уже почти в норме. Вам, наверное, не удалось купить билет?

– Купил на сегодня. Через два часа отправление. А кто это рядом? Какой-то Александр Илларионович Ефремов. Сорок семь лет. Совсем молодой. Два года назад помер. Генерал?

– Да, это бывший заместитель председателя правительства и министр тяжёлого машиностроения. В войну многие ответственные работники наркоматов были генералами. Я, правда, не помню, но и он, наверное, тоже. Ну, идёмте. Меня вы уже не проводите. Давайте хоть я вас до метро провожу.

Они прошли по Никольской до площади Дзержинского.

– Ну, до свидания, Иван Леонтьевич. Счастливого вам пути.

– До свидания.

– Будете в Москве, звоните.

– До свидания. Здоровья вам и долгих лет жизни. Спасибо.

Простились. Иван спустился в метро. Через час с небольшим погрузился в поезд и отбыл на Дальний Восток. В дороге все попутчики говорили о бывшем наркоме и министре. Обсуждали его смерть. Многие не знали о том, что последние четыре года он тяжело болел. Иван поддерживал разговор как мог. Но ничем не выдал своего личного знакомства с ним. Одни ругали его на чём свет стоит, не стесняясь выражений. Другие хоть и осуждали его, но сдержанно, даже с пониманием. Но ни один не высказал сожаления по поводу смерти. А в пути опять подсаживались калеки-фронтовики – кто с гармошкой, а кто просто с шапкой за подаянием. Перед Владивостоком в поезд вошли пограничники и устроили проверку документов. Это было неожиданно, выглядело странным, и Буров пережил полчаса тревоги. Но проверка прошла благополучно. Наконец-то поезд остановился у старого из красного кирпича Владивостокского вокзала. В порту Иван купил билет на пароход. Пятого марта спустился по трапу на причал порта. И тотчас город Холмск наполнился гудками пароходов и паровозов. Иван спросил первого попавшегося прохожего:

– Прошу прощенья, земляк, а что случилось в городе?

– Сталин помер.

На следующий день Иван приступил к основной своей работе в депо. Вечерами приводил в порядок записи. Весной, как только пригрело и подсохло, приступил к строительству дома. Помогали ему соседи, жена и старшие дети. В начале осени семья справила новоселье, перебравшись из тесной японской фанзы на берегу моря. Дети росли, выходили замуж и женились. Иван ещё надеялся реализоваться как писатель. Писал, как говорят, в стол. Слово, данное Льву Захаровичу о тридцати пяти годах, не сдержал. Умер сам через двадцать три года после той московской эпопеи.

Власов Николай

Родился на Украине в 1932 году. С четырех лет в связи с призывом отца в Красную армию жил, учился, работал на Дальнем Востоке, в городе