Это я — Елена: Интервью с самой собой. Стихотворения - Елена Щапова-де Карли

Поэт красив он это знает

Ему об этом говорят

Он этим время убивает

И в новый смотрится народ

Так может быть причина в этом

Тогда и шутки непричем

Предпочитает граф раздетым

Столкнуться с шелковым плечом

Ах право все это какао

Что утром пьют они вдвоем

Иль может быть игра в Макао

Сближает их найдя прием

Проходит жизнь

Поэт-кривляка

Злодейски бегает в Париж

Уж там ночами не поспишь

За то ручается малыш

И друг его горы потомок

Кто ж друг его?

Поклонник опер любитель шуток фантазер

Любовник нежный и фразер

С ним выходить приятно в свет

Не так уж плох он и в постели

Есть недостаток у него

Но у кого их друг мой нет?

Все хорошо пока однажды

Поэт себя вдруг не спросил

Кто тот что в зеркале отважный

Стоит и не имеет сил

Кто тот что клятвами увешан

Спустя же месяц холод лед

Неужто этот идиот

Кому-то может быть потешен

Кто презирает всех и вся

Но лживо корчит демократа

И одиночества боясь

Как темноты боясь когда-то

Умри презренное ничто

Умри эстет

Любитель славы

И вены бритвой приподняв

Был залит враз горящей лавой.

ГЛАДИАТОРОМ БЕЗ ПОЧЕМУ

Твои волосы веселились сами по себе,

И левая нога вдруг перестала

              разговаривать с правой,

Один глаз ушел в вечную темноту,

              чтобы потом усилить цветовые пятна снов.

Мирель и Жизель — две соседские девочки — принесли килограмм мандаринов, но сами же их и съели, не заметив за болтовней. Ты им предлагаешь пойти в музей и показать греческие новинки до нашей эры.

— Может быть, двадцать тысяч лет до нашей эры, — неуверенно говоришь ты.

У Мирель и Жизель опускаются платья, их косы с двумя божьими коровками становятся грустными, и они начинают мять мандариновые корки.

— О.К., девочки, — говорю я, — мы пойдем в музей в следующий раз.

Поняв, что допустил ошибку, и они теперь никогда не придут, ты идешь на попятную и предлагаешь выбор между музеем или катанием в парке на чертовом колесе. Их лица добреют. Ушли.

Ты начинаешь бродить по книжным полкам и ловишь себя делающим сравнение «будто бы по грибы пошел». Еще при этом ты замечаешь потертого Джека Лондона, конечно же — «Белый клык». Вспомнив, что и у тебя была маленькая хозяйка небольшого дома, ты думаешь, что она делает сейчас в данный момент. Несмотря на полдень, она наверняка с мужчиной, уж так устроена, что ни минуты не может прожить одна. Вяло потянув на себя хронологический словарь, ты понимать, что хорошо бы поесть, но в холодильнике и в кармане пусто. Ты звонишь другу и заказываешь похоронное танго. Вместе вы сидите в кафе и одобряете свиной бок с тушеной капустой. Твой друг давно подкрашивает волосы, но даже тебе он в этом не признается. Он почему-то спрашивает тебя, был ли ты когда-нибудь знаком с креолкой? — Это большой проступок, тем более, если креолка — танцовщица. Ты же криво думаешь о своей немой ноге.

Если бы меня давно в детстве спросили, кем я хочу быть, то я бы ответил: гладиатором без почему.

Вам приносят сейчас счет, и твой друг почему-то, расплачиваясь, начинает напевать. Эта привычка осталась у него с юности. Ему не по пути, поэтому ты идешь в другую сторону. Ты злишься на плохую погоду и на свою медлительность. Впрочем, ты не в плохом настроении и, подражая французам, говоришь «бонжур» проходящей девице с отличными ногами. Она обернулась и посмотрела на тебя, словно ты — презренное ничто. Но тебе уж весело и, найдя в кармане один франк, ты бросаешь в нее презренной монетой.

СУМАСШЕСТВИЕ КАК ОБРАТНАЯ СТОРОНА ГЕНИАЛЬНОСТИ

Бывало — идешь по улице, а кругом — мертвые птенцы валяются. Бутылки заплесневевшие, а по углам — девушки: глаза мутные, в одну точку. Чулочки спущены, руки под юбками белое молоко вяжут. Я-то им кричу, надрываюсь: «Милые мои красавицы, да взгляните же на меня! Я — вечно живой самоубийца!» Как произошло, что я среди вас гуляю с автоматами и дарю вам шеколадные праздники моей несостоявшейся любви. Могло ли присниться белокурому богу, заснувшему на темно-вишневом бархатном ложе среди мандолин и лютен, со спокойным предсонным взглядом на темные портреты его папы-бога и мамы-богини и еще на несколько ангелов, что держат в руках кокетливый цветок эпохи Возрождения…

Так вот, снится, снится же ему, что он позабыл одеть рубашку, а так и вышел голым на оживленные улицы города и чувствует себя ох как неловко, оттого, что не как все, и уж не красота, а только стыд — налицо. Скорее бы, скорее бы проснуться.

Милые мои, не в вашем ли городе я прочитал все вывески наоборот, оттого и произведен я в великие создатели языка нашего торобоан. И не друг ли мой, позабытый в халате за стаканом просветления, сказал: «Каждому действию есть противодействие», — и он прав, так как на каждое мое действие я получал противодействие, оттого я даже не единица, а страшное слово «ничто». Так, вчера от чрезмерной усталости я навалился на зеленую, волосатую скамейку, не заметив, что уже давно на ней в три слоя народ лежит. Одна девочка — прелесть, какая скользкая была! — ну, а мне — ничего, так как я существую лишь в мыслях своих, но каково же было изумление мое, когда я узнал, что существую в мыслях ваших, ну так что же, — сказал я себе, — ведь и мертвые имена большей частию на губах живых присутствуют, а тот, кто ни славы или детей не имел, то и сгинет навеки, неупомянутым, только в святцах имя его. Хорошо, если православным был, а тем, кто с животным именем?

Дорогие мои, ничто так не успокаивает, как мурлыкающая кошка или рыбки в аквариуме!

Да еще в грозу спится по-детски,