Лабинцы. Побег из красной России. Последний этап Белой борьбы Кубанского Казачьего Войска - Федор Иванович Елисеев

«Бандит Фостиков» – это один из доблестнейших генералов Кубанского Войска, возмущаюсь я.

Я не уловил в его словах и в интонации голоса – считает ли он генерала Фостикова «бандитом» по красной терминологии или совершенно не знает, кто таков Фостиков? В данном случае мне важно узнать – как попал сюда молодой кубанский казак и что произошло на нашей Кубани, которую я покинул год тому назад? И хотя он не словоохотлив и мое приставание к нему с вопросами о Кубани ему, вижу, не нравится, из коротких ответов узнаю: его «батько» за невыполнение «продналога» сослан сюда, и он, сын, приехал сюда с постановлением станичного совета «освободить отца». Они станицы Павловской Ейского отдела. Я выражаю желание повидать его отца, так как «у меня есть родственники на Кубани», вру ему, но он отвечает: «Хай краще завтра батько прийдэ в собор. Вин ходэ в цэркву кажнэ воскрэсэння, там тоди и побачытэсъ з ным».

На следующий день, в воскресенье, у городского собора жду встречи. Вижу вчерашнего хлопца и рядом с ним типичного черноморского казака с окладистой бородой, в тужурке, в папахе. Поздоровались. Старику, думаю, нет и 50 лет.

Служба окончена. Идем к ним. Живет он в комендантском управлении. Он свободен, но должен работать на берегу озера по погрузке и разгрузке пароходов. Когда мы подошли к управлению и я хотел распрощаться, чтобы не заходить в это опасное для меня учреждение, старик просит зайти к ним в гости и там поговорить.

Оказывается, сюда сослана и одна вдова-казачка за то же. Ей 45 лет. Щупленькая, в обыкновенной длинной станичной юбке с фартуком и с удивительно ласковыми нежными голубыми глазами. Она обязана стирать белье всем чинам управления, что и выполняет. Они оба не только одной станицы, но и соседи в ней. За ней также приехал сын-студент с постановлением станичного совета, ходатайствуя об освобождении.

Интерес свой к Кубани я объяснил тем, что там замужем моя сестра (вру им), а сам я студент из Екатеринбурга.

Как люди простые и также давно с Кубани, ничего особенного они мне не рассказали. Узнав, что сын вдовы студент, мне хотелось с ним встретиться. Он, конечно, о Кубани может мне больше рассказатъ. Он в городе и «скоро вернется» – сказала мать. Очень скоро появился молодой человек 25 лет, со смуглым, мужественным лицом, в студенческой тужурке, и поцеловал мать. Меня представили ему. Остро посмотрев на меня, он спросил:

– Откуда Вы?.. Кто Вы?

Его, видимо, удивило, что неизвестный человек вошел к ссыльным, сидит здесь с ними и о чем-то говорит.

– Студент Екатеринбургского университета, – отвечаю.

После некоторой паузы, вновь посмотрев на меня, спросил:

– Какого курса?.. Зачем сюда командирован?

– Первого курса. Командирован для исследования лесной подпочвенной растительности, – отвечаю так, как указано в моем документе.

Со стариками я сижу на одной длинной лавке, лицом во двор. Студент еще стоит, но против своей матери, а я сижу вдали от дверей. Мне показалось, что на мой последний ответ он улыбнулся. Сделав паузу, он вновь спрашивает-допрашивает:

– Если Вы студент 1-го курса, то как же Вас послали для изучения подпочвенных образований?.. Вы же в этом еще ничего не понимаете! А потом – почему Вас послали в Олонецкую губернию, когда на Урале лесов сколько хочешь?

Слушая его, я понял, что попал впросак. И если начну доказывать, то запутаюсь окончательно.

Отвечаю, что хочу просто попутешествовать… а наш университет, идя навстречу, дал мне на каникулы такую командировку.

Студент опять молчит, а я чувствую, что он совершенно не верит моим словам. Молчание становится тягостным. Я вновь проклинаю себя – зачем я вошел сюда? После новой длинной паузы вдруг студент говорит, смотря на меня:

– У Вас казачье лицо. Вы не казак ли, случайно?

Услышав это, я почувствовал, что скамейка подо мной будто зашаталась и мое тело немножко осело.

– У меня мать – казачка оренбургская, это ведь, близко к Екатеринбургу, – отвечаю и вижу, что мои лживые слова вызвали улыбку на лице студента.

Он даже как-то загадочно «шмыргнул» в нос и громко, насмешливо произнес:

– А мне кажется, Вы не только что казак, но Вы есть кубанский казак!

Студент «попал мне в самый глаз». Я чувствую, что и старик казак, и мать студента также видят во мне своего кубанского казака, но молчат, а студент, по своей несдержанности, буквально «ударил сплеча».

Мои мысли о том, чтобы не растеряться и не выдать себя. Студент – природный кубанский казак, но, может быть, он сочувствует красной власти?.. Ну, возьмет да и выдаст. Стоит ему только крикнуть через двор в комендантское управление. И если я скрываю свое настоящее происхождение, то, видимо, неспроста!

– Это Ваше дело предполагать, что я кубанский казак, но я есть студент Екатеринбургского университета, – уже зло отвечаю ему, чтобы отбить охоту допрашивать меня.

– Та оставь, Ваня, чуловика… чого ты пристав до його? – вступилась за меня его мать.

И он меня «оставил». Наступило молчание, то неловкое молчание, когда становится тяжко на душе. Я нахожу, что мне надо уходить отсюда, и уходить немедленно. Молчание давит всех.

– Почему их до сих пор нет?.. Обещали быть к одиннадцати, а их нет, – тихо говорит студент своим, уже не обращая внимания на меня.

«Кого же они еще ждут?.. Как бы не попасть в новую неприятность», – думаю. Студент мне уж не нравится. И пока я так думал, в сенях послышались шаги и в комнату, с вопросом «можно?», вошли два человека. Они весело, радостно, как свои, за руку поздоровались со всеми, а здороваясь со мной, остро посмотрели в глаза. Они в холщовых серых гимнастерках при казачьих поясах, в галифе и в приличных сапогах. На головах спортивные летние кепки. Вид молодецкий, подтянутый. Сели и сразу же заговорили о Кубани.

– Почему же Пети нет? – спрашивают они.

Я вижу, что здесь состоится какое-то собрание знакомых людей. И эти двое явно кубанские казаки. Но кто они? Они так чисто одеты! Может быть, комиссары с Кубани? Чувствую, что попал словно в западню. Надо уходить как можно скорее, до прихода еще «какого-то Пети». Я хочу уйти и не знаю – как это начать.

– Извините, Вы будете полковник Елисеев? – повернувшись на лавке ко мне всем своим телом, спрашивает второй, хорошо сложенный мужчина лет тридцати.

Что-что, но такого прямого вопроса я никак не ожидал. Кто он – я