Атаман Платов. К 270-летию со дня рождения (1753–2023) - Михаил Павлович Астапенко

ожидать приезда государя, а потом должно мне быть и в Петербурге»[1239]. В это время Платов, питая искреннее уважение к «сочинителям», помог напечатать в походной типографии русской армии оригинальное произведение «природного донца», своего «дежурного штаб-офицера и письмоводителя» Евлампия Кательникова (между прочим, знавшего польский, немецкий и французский языки) «Отрывок занятий на малом досуге донского казака Евлампия Кательникова», куда вошло его стихотворение «Дон». Понравившееся ему литературное творение простого казака Платов усиленно рекламировал, рассылая экземпляры по знакомым. Так, в письме лейб-медику Якову Виллие атаман сообщал: «Приятно мне у сего препроводить к вам, любезнейший друг, по три экземпляра самоучебных произведений одного нашего донца. Труды его, по тому уважению, что он несколько не учен, а руководствуется одним природным талантом, конечно приобретут одобрение каждого; но вы, почтенный друг, по любви своей к стране нашей и ко всем сынам ее, почтете оные особенным. И если найдете их того достойными, то прошу и уделить по экземпляру тем, кого более могут они заинтересовать»[1240]. Восемь экземпляров этой книги Платов отослал на Дон директору училищ Дона А. Г. Попову с просьбой «разослать эти экземпляры по училищам ведомства Донского, дабы воспитывающееся в оных юношество видело из первых, как лестно и приятно служить верою и правдою Царю и Отечеству, а из вторых, сколь много должно оно стараться об усовершенствовании Богом дарованных талантов своих, когда и неучёной под исход жизни своей умел так выразительно излить чувства свои и тем доказать, что благословенный Дон при обилии своём во всех частях, при доблестном и геройском духе, оделён ещё от Всещедрого Творца природными дарованиями…»[1241].

В «скучном городе Аршаве» Платов получил от фельдмаршала Барклая де Толли благодарственное письмо, датированное 24 июня 1814 года, в котором высоко оценивался вклад донского казачества в разгром Наполеона.

«Донские казаки, – говорилось в нем, – явясь на полях тарутинских, были сильным подкреплением армии после кровопролитных боев ее. Вскоре после того, как враг…, испытав могущество и твердость воинства и всего народа русского, обратился в постыдное для него бегство, воины донские, быстро тогда на истребление устремившиеся, устилали следы трофеями побед своих, исторгали из рук его богатства, похищенные в Москве. Когда победоносные войска, изгнав с лица земли своей силы вражьи, обращены были на освобождение от ига его чужих земель, полки донские, сподвизаясь им повсюду, достойно разделяли с ними славу защитников Германии, избавителей самой Франции и восстановителей мира во всей Европе…

В то достопамятное время не было ни одного случая, где бы Герои Донские не блеснули подвигами военными и патриотическими; не было битвы, где бы они не восторжествовали, не было трудов, которых бы они не преодолели»[1242]. О самом Платове скупой на похвалы Барклай де Толли в одном из писем отозвался так: «Его примерная храбрость, благоразумные распоряжения и отличное в военном деле искусство обеспечивали все движения наши, удерживали превосходнейшие силы неприятеля»[1243].

Платов, у которого сложились непростые отношения с Барклаем де Толли, был чрезвычайно доволен этим письмом, велев напечатать его и «зачитать перед всем Войском Донским». Личное послание, датированное 23 мая 1814 года, Платов получил от императрицы Елизаветы Алексеевны. В нем говорилось: «…Знаменитое Войско Донское, имея в вас опытного и неустрашимого вождя, было одним из тех сильных орудий, кои надолго утвердили покой и благоденствие Европы, а славу России навсегда моля Всевышнего, да сохранит в вас на многие лета истинного и полезного сына ея, а Государю неменьше преданного слугу как и достойного начальника верному и по заслугам отличному Войску Донскому»[1244].

Тогда же Платов получил от императора Александра I «Высочайшую грамоту Войску Донскому» от 20 июля 1814 года, в которой объявлялись «признательность и благоволение к Войску Донскому к подвигам их, совершенным за весь период с 1812 по 1814 годы – «до заключения мирного трактата в Париже». В грамоте подтверждались все привилегии Войска Донского, дарованные «грамотами любезнейшей бабки нашей императрицы Екатерины Великия» и жаловалось «знамя от лица благодарного Отечества знамя … в справедливом уважении к сим отличным подвигам знаменитого войска Донского»[1245]. 19 ноября 1817 года последовал официальный императорский рескрипт о пожаловании Войску Донскому белого Георгиевского знамени, на полотнище которого шла надпись: «Верноподданному Войску Донскому в ознаменование подвигов, оказанных в последнюю Французскую войну 1812, 1813 и 1814 годах»[1246].

Императорское синее знамя и белый Георгиевский бунчук «за отличную храбрость, в отечественную с французами войну оказанную» были пожалованы 17 июня 1814 года Атаманскому Войска Донского полку[1247].

Получили жалованные императорские знамена и другие, наиболее отличившиеся полки. Рескриптом от 8 октября 1813 года император Александр I пожаловал Георгиевские знамена казачьим полкам М. Г. Власова 3-го, Т. Д. Грекова 18-го, Т. Д. Иловайского 11-го и И. И. Жирова 1-го «за отличную храбрость и поражение неприятеля в Отечественную войну 1812 года».

Императорским указом от 13 января 1816 года два простых знамени были пожалованы донским полкам Г. Г. Мельникова 4-го и Н. Г. Мельникова 5-го «в воздаяние отличных подвигов, оказанных в сражениях в минувшую войну против Французов при Краоне и Лаоне»[1248].

Казачий полк генерал-майора Г. А. Дячкина императорским указом от 20 октября 1816 года получил знамя зеленого цвета с золотыми вензелями по углам и с надписью «Храброму Донскому казачьему Дячкина полку»[1249].

Лейб-гвардии казачий полк В. В. Орлова-Денисова был жалован серебряными трубами и тремя штандартами «за отличие при поражении и изгнании неприятеля из пределов России 1812 года, и за подвиг, оказанный в сражении при Лейпциге, 4 октября 1813 года»[1250].

Находясь в Главной квартире Варшаве, Платов явился свидетелем разговора любимца императора графа Аракчеева с самим императором Александром, в котором речь шла о назначении на пост военного министра России достойного человека.

– Армия наша, изнуренная продолжительными войнами, нуждается в хорошем военном министре, – начал разговор Аракчеев. – Я, государь, могу указать на двух генералов, кои могли бы занять это место с большою пользою: на графа Воронцова и генерала Ермолова. Назначение первого, имеющего большие связи и богатства, всегда приятного в обществе и не лишенного деятельного и тонкого ума, возрадовались бы все, но ваше величество вскоре бы усмотрело в нем недостаток энергии и бережливости, какие нам в настоящее время необходимы.

Аракчеев на мгновение умолк, давая себе роздых, а императору возможность осмыслить его характеристику графа Воронцова.

– А что Ермолов? – отозвался император. Платов вопросительно уставился на Аракчеева, ожидая, что скажет он об Алексее Петровиче, которого атаман давно и хорошо знал.

– Назначение Ермолова, – продолжал Аракчеев, – было бы для многих весьма неприятно,