Атаман Платов. К 270-летию со дня рождения (1753–2023) - Михаил Павлович Астапенко

и великолепием работы. На одной ее стороне, на эмали, мастер изобразил герб Соединенного королевства Великобритании и Ирландии, на другой – вензель Платова. По данным первого биографа атамана Николая Смирного, верх сабли был украшен алмазами[1229], но теперь они не сохранились. В некоторых местах сабля была украшена тонким слоем золота, который со временем исчез.

На клинке сабля, ныне находящейся в экспозиции Новочеркасского музея истории донского казачества, первоначально был вытравлен текст на английском языке: «Совет города Лондона, в общем собрании в Гильгальской Палате, в среду, 8 июня 1814 года единодушно положил: поднести атаману графу Платову саблю, в 200 гиней, в изъявление высшего почтения, которое Палата питает к великому искусству, блистательным талантам и непреоборимой храбрости, выказанным им в течение многочисленных битв, в которых он принимал участие для обеспечения свободы, спокойствия и благоденствия Европы»[1230].

Эту саблю Платову в октябре 1815 года препроводил в Париж с письмом национальный герой Англии, активный участник Наполеоновских войн, фельдмаршал Артур Уэлсли, 1-й герцог Веллингтон (1769–1852). В послании говорилось: «Сиятельнейший граф. Милостивый государь! Честь имею при сем письме препроводить к Вашему Сиятельству саблю, доставленную ко мне лордом – мэром города Лондона и подносимую Вам, милостивый государь. Я не могу выразить, сколь лестно для меня быть изъяснителем чувствований, удивления и признательности соотечественников моих к тем великим подвигам, коими вы достойно прославили себя при защите Европы. С истинным почтением и преданностию честь имею быть, милостивый государь, Вашего сиятельства покорнейший слуга герцог Веллингтон. Париж. 19 октября 1815 г.»[1231].

Польщенный таким к себе вниманием Платов ответил Веллингтону: «Его светлость, господин генерал-фельдмаршал Дюк-Веллингтон при отношении своем ко мне, препроводил саблю, которую всё высокочтимое сословие города Лондона, чрез посредство Вашего сиятельства, удостоило меня. Приемля сей отличный и весьма лестный для меня знак с чувством истинной признательности, я не могу, однако ж, отнести прямо к себе всю приписываемую мне оным славу. Но, видя из сего искренность и доброжелательство, коими великая и знаменитая достоинствами своими нация почтила меня свыше заслуг моих во время бытности моей в Лондоне, чту себя счастливейшим, что провидениек Божеское и благость Всеавгустейшего Монарха моего дозволили мне участвовать в столь блистательнейшей для всей Европы эпохе, которою ознаменовались последние протекшие три года.

Позвольте мне, Милостивый государь! Покорнейше просить Ваше сиятельство о принятии на себя труда засвидетельствовать пред все высокопочтеннейшим сословием города Лондона мою искреннюю благодарность, что я ценю оное в полной мере, не премину навсегда памятовать о том, сохранить ли глубочайшее к нему высокопочитание и предать потомству моему те чувства признательности, коими преисполняюсь к великобританскому народу, утверждающему уважением к другим собственное к себе почтение. Генерал граф Платов»[1232].

После смерти атамана сабля некоторое время находилась у его потомков по линии дочери Марии. В 1866 году внук Платова корнет Николай Тимофеевич Греков передал саблю в атаманский дворец в Новочеркасске. После создания в 1899 году в Новочеркасске Донского музея сабля перешла в его экспозицию.

В конце 1919 года, когда войсковой атаман А. П. Богаевский эвакуировал из Новочеркасска казачьи ценности, в их числе была вывезена в Турцию и сабля Платова. Оттуда она перекочевала в Чехословакию. В тяжкие годы фашистской оккупации патриотически настроенные сотрудники Пражского Национального музея сумели сохранить ценности, вывезенные из Новочеркасска. После освобождения Праги советскими войсками в мае 1945 года сотрудники Национального музея (Зарослава Дробна, Мирослав Буреш и другие сотрудники) передали советским офицерам часть экспонатов, вывезенных из Донского музея в 1919 году. В их числе находилась и знаменитая сабля атамана Платова, подаренная ему в Лондоне[1233].

В бытность атамана Платова в Англии мастера лондонского оружейного завода подарили российскому императору Александру Первому миниатюрную стальную блоху со сложным внутренним механизмом. Говорят, что Платов, горячо любивший все русское и менее всего склонный восторгаться чудесами западноевропейской техники, заявил, что российские мастера не уступят английским в знании своего дела. Атаман уговорил императора отвезти стальную блоху в Тулу и поручить тамошним, славящимся своим искусством, мастерам сделать что-нибудь замечательное, дабы превзойти английских мастеров. Рассказывают, что неизвестный тульский мастер не только искусно подковал блоку на все ноги, но сделал это так тонко, что на каждой из микроскопических английских подков оставил свое имя[1234]. Как известно, это легендарное происшествие послужило сюжетом для знаменитой повести Николая Лескова «Левша», написанной в 1881 году[1235].

Быстро пролетели дни визита, и в середине июня 1814 года русская делегация отбыла из Великобритании. Покинул гостеприимную, очень понравившуюся ему, Англию и Платов. В личном послании своему «истинному приятелю» лейб-медику Якову Виллие атаман сообщал: «Уведомляю вас, друга, о себе; по выезде моем из достойно почтеннейшего града Лондона, которой и содержу в моей памяти, за их много оказанную приязнь и во всю жизнь мою за их доброе и для меня лестное расположение обязан достойной ее нации быть благодарным, а особливо двум моим истинным приятелям, почтеннейшим лордам – Морею и Персни, которым я обязан. Нетерпеливо буду ждать их приезда в Россию, а особливо иметь их, почтеннейших гостей, у себя на Дону»[1236]. На европейский континент Матвей Иванович вернулся не один… «Говорили, – писал известный литератор П. А. Вяземский, – что Платов вывез из Лондона молодую англичанку в качестве компаньонки. Кто-то – помнится, Денис Давыдов, – выразил удивление, что он, не зная по-английски, сделал подобный выбор. «Я скажу тебе, братец, – отвечал Платов, – это совсем не для хфизики, а больше для морали. Она добрейшая душа и девка благонравная; а к тому же такая белая и дородная, что ни дать, ни взять ярославская баба»[1237].

На родину рвется сердце

Здравствуй, батько Дон широкий!

М. П. Розенгейм[1238]

По возвращении из гостеприимной и чрезвычайно понравившейся ему Англии Матвей Иванович отправился к казачьим полкам, собравшимся в это время на берегах Рейна у городов Келя, Кобленца, Майнца, Мангейма. Вскоре все русские войска начали движение в сторону родных границ. В головах четырех колонн русской армии через Германию и Польшу возвращались в Отечество и донцы. Сам Платов в это время находился при главной квартире главнокомандующего русской армии Барклая де Толли в Варшаве. В письме своему «истинному приятелю», лейб-медику Якову Виллие атаман сообщал: «Отправивши полки на Дон, дожидаюсь еще прибытия пяти полков из армии от графа Бененсона (Беннигсена. – М. А.), из которых буду комплектовать десять полков, кои остаются неотпущенными на Дон, а находиться будут при армии. Проживаю теперь в Аршаве скучном, и буду