Комплект книг Дианы Машковой - Георгий Гынжу

Он уже был другим тогда, не безответным малышом, который только и мог, что размазывать сопли по подушке. Решил докопаться до сути. Написал этой мамаше через «ВКонтакте». Она согласилась встретиться на нейтральной территории и все объяснить. Оказалось, кто-то из батора стукнул им, что он вор. Всё, говорит, можем понять – и сигареты, и плохую учебу, но только не воровство. Это уже дело принципа. Дебильное слово «принцип», от которого веет могилой, теперь навсегда застряло у Лехи в голове. Он проклинал потом эту семью, уткнувшись мордой в подушку, чтобы никто не видел злых слез отчаяния. Ревел как младенец, купаясь в своих соплях. И при этом знал, что эти люди не смогли бы с ним справиться, были не готовы. Даже доверять ему они не могли. Не понимали, что воровство – часть этой тупой жизни в баторе. Попробовали бы сами из года в год жрать одно и то же, носить идиотскую инкубаторскую одежду, которая выдает детдомовца с головой, и завоевывать авторитет без гроша за душой! Иногда трындец как хочется выпить. Или даже просто чего-нибудь сладкого. Не на праздник от спонсоров, когда вздумалось им, а в тот момент, когда нужно тебе. Да и просто покурить, бывает, – вопрос жизни и смерти! Надо чем-то себя утешать, чтобы выжить. Нельзя постоянно терпеть боль – как будто душу разорвало снарядом, внутри все разворочено, а лекарства не положено. Хоть изредка эту боль надо чем-то притупить, доставить себе удовольствие. А где взять радость, если бабок нет…

В семье, Леха это твердо знал, ему не захотелось бы воровать. Он мог обойтись и без этого. Но те люди даже такой элементарной вещи не понимали. И как только занесло их в батор, зачем?! Кого они надеялись тут найти? Розовощеких младенцев от профессора и балерины?

Последние приемные, которые со своим ребенком и лабрадором, черт бы их побрал, точь-в-точь были похожи на родителей из детской Лехиной мечты. Богатые, квартира в центре города. Ему это все именно так и снилось. Куча денег, удовольствия, роскошь, никто не обижает, и ничего не надо делать. Только сиди у телевизора целый день, смотри сериалы и ешь пирожные, а мама то и дело подходит к тебе, целует, и малыш пытается заползти на колени, ми-ми-ми… Он бы так их всех любил! Он бы что угодно отдал за такой рай. Тогда, давно. А сейчас уже поздно мечтать о несбыточном. Эта Юлька, тварь, в свои двенадцать еще может на счастье рассчитывать. А кому нужен он, переросток пятнадцати лет?

Леха достал из кармана свой телефон и набрал в поисковой строке «Екатерина Родионова», потом немного подумал и добавил слово «книги». Интернет в прачечной работал плохо, страницы грузились долго, но Леха не хотел возвращаться к остальным. Хоть иногда, хотя бы немного хотелось побыть наедине с собой.

Прошло время, ссылки открылись, и он увидел название книги: Е. В. Родионова. «Сломанное детство». Надо же, как будто про него. Она что, тоже детдомовская? Любопытство взяло верх, и Леха начал читать.

Часть II. Дети, домой!

Глава 1

Катя решила, что не станет брать машину, а поедет за Юлей в детский дом на метро. Не хотелось, чтобы девочка с первого дня подумала, будто их семья привыкла жить в роскоши. Новая иномарка выдала бы Катю с головой. Это был подарок Влада на ее последний день рождения. Муж наслаждался недавно обретенным финансовым могуществом и с особым удовольствием делал щедрые подарки близким. В компании его высоко ценили, от желающих получить консультации не было отбоя. В последнее время Влада все чаще привлекали к сотрудничеству с МВД. И хотя об этом направлении своей работы он стоически молчал, Катя видела, как загораются его глаза после личных встреч и телефонных разговоров с сотрудниками ведомства. Судя по всему, там нашли для Влада непростую задачу, которой он увлекся всерьез.

Катя гордилась мужем и в то же время не спешила следом за его востребованностью и высокими доходами приучать семью к новым тратам. Болезнь потребления всегда вызывала в ней протест, она пыталась уберечь дочерей от этой напасти. И хотя велик был соблазн переложить на уборщиц, поваров и водителей домашние заботы, большинство из которых нагоняли на Катю тоску, она пока еще держалась. Только без няни они обойтись не могли, а все остальное решали своими силами, в основном ради того, чтобы дети учились готовить, убирать и отвечать за себя. Настена прекрасно ездила в школу на метро сама. Готовили они вместе с маленькой Машей, которая в полтора годика уже мастерски чистила лук и мыла картофель. Убирались тоже всей компанией: Настя отменно владела тряпкой и пылесосом, Машуня старательно копировала ее, топая за сестрой повсюду.

Катя улыбнулась: перед внутренним взором возникла милая сосредоточенная мордашка с двумя забавными хвостиками…

Когда-то она и представить себе не могла, что способна с таким умилением думать о детях. На Настене отыгрывались ее собственные детские травмы – она еще не научилась менять сценарий, заложенный матерью. Почти четырнадцать лет ушло на то, чтобы разорвать этот порочный круг. Маленькая Маша стала любовью всей жизни и примирила со многими трудностями материнства. Научила не только вкладывать усилия, но и получать ни с чем не сравнимое удовольствие. Какое же это было счастье – вдыхать младенческий аромат, тискать малышку, целовать и слушать ее ангельский смех! А как радуется Машуня, когда мама приходит домой! До чего же это прекрасно – знать, что ты кому-то так сильно нужен. Каждая встреча, пусть распрощались только утром, становится чистым восторгом. Катя теперь часто ловила себя на том, что хочет остановить мгновение, успеть насладиться моментом, пока Машуня не выросла. Конечно, и Настена в детстве не меньше ждала маму, так же сильно хотела быть с ней, но Катя тогда была не готова. Не умела быть для ребенка надежной опорой. Ее настроение часто менялось, недовольство семейной жизнью и вечно отсутствующим Владом она срывала на дочери. Множество противоречивых эмоций скрутилось в судорожный клубок: то нежность, то раздражение, то умиление, то страх.

…Катя доехала до нужной станции, поднялась наверх и пару остановок прошла пешком – не стала садиться в переполненный троллейбус. Под сапогами скрипел утренний снег, под которым трещала ледяная корка. Катя переставляла ноги осторожно, то и дело останавливалась и переводила дух. Чем ближе она подходила к детскому дому, тем сильнее колотилось сердце. Она уже видела перед собой кованый черный забор, уже чувствовала, как от волнения перехватывает дыхание, и с каждой секундой двигалась все медленнее. Слишком большую ответственность она на себя собиралась взять. И не была к ней готова, не знала, чего именно ждать.

Влад – Катя отчетливо это понимала – всего лишь уступил ее и Настиным уговорам. Но в глубине души он по-прежнему протестовал против появления Юли в доме. И самое страшное, был далек от мысли, что важно принять девочку вместе со всем ее прошлым. Катя знала, что невозможно оторвать корни ребенка и выбросить вон, объявив его мать преступницей и потребовав ее забыть. На примере собственной матери она знала, что никого важнее родителей в жизни сироты нет. Любое неосторожное слово, осуждение родной матери – и случится беда. И при этом Катя прекрасно понимала, что от ситуации, которой она не сможет управлять, ее отделяет всего один шаг. Что будет говорить Влад, как он поведет себя с Юлей, она даже представить себе не могла. Надо уговорить мужа пойти учиться в хорошую Школу приемных родителей. Важно, чтобы компетентные люди объяснили ему, что к чему. Но о необходимости обучения пока было страшно даже заговорить.

С сомнениями и тревогами Катя обратилась к психологу, который помогал снимать ролик Юли. Но никакой толковой поддержки не получила. В ответ на переживания и страхи, которыми она делилась со специалистом, ее назвали «мнительной» и отпустили восвояси. Но ведь Катя понимала, что есть опасность навредить, а не помочь.