Иван Тургенев. Жизнь и любовь - Полина Ребенина

Известно, что Тургенев помогал деньгами революционеру-анархисту Бакунину и его семье, неоднократно помогал революционерам-эмигрантам в Париже – Лаврову, Лопатину и многим другим. С одной стороны, на словах он как будто осуждал террористические акты, буквально захлестнувшие в то время Россию, а с другой стороны, снабжал деньгами Германа Лопатина, который заново собирал воедино «Народную волю» после совершенного ею убийства царя, чтобы продолжать страшные акты насилия. Тургенев, бывая в России, встречался с цесаревичем, крутился в аристократических кругах, но втайне поддерживал нигилистов-террористов, то есть невольно разжигал огонь революции. Он уверял, что придерживается исключительно умеренных взглядов и выступает против насилия, но почему-то помогал материально людям самого крайнего толка.

* * *

Особо следует остановиться на отношениях Тургенева с Герценом. Иван Сергеевич был близким другом политического эмигранта А. Герцена и в течение многих лет всячески ему помогал. Известно, что Герцен эмигрировал в Лондон и пользовался там полной поддержкой английских властей. В правление королевы Виктории Лондон превратился в первостепенного врага России, а Герцен стал для официальных властей бесценной находкой – он использовался как орудие информационной войны. После того как он во всеуслышание заявил: «Россия налегла, как вампир, на судьбы Европы», то сразу же получил политическое убежище, двухэтажный особняк Orsett House в престижном районе Bayswater с видом на Гайд-парк и вспомоществование, позволяющее содержать политический салон, издавать альманах «Полярная звезда», газету «Колокол», право использовать адрес банка Ротшильдов для своей корреспонденции.

Тургенев не мог не знать, на что существует его друг, но считал возможным и необходимым со своей стороны помогать Герцену в издании революционного журнала «Колокол». Он в течение многих лет перевозил нелегальную корреспонденцию из Лондона в Россию и обратно. Когда же это обнаружилось в середине 60‐х годов и против него в России было возбуждено дело, то Тургенев написал покаянное письмо государю и позднее приехал в Петербург для дачи личных показаний, в которых пытался откреститься от всяких преступных намерений. Ведь в противном случае Тургеневу угрожала потеря имений в России, а значит, утрата этой «курицы, несущей золотые яйца». Рассерженный Герцен поместил в «Колоколе» разгромную статью о «седовласой Магдалине», льющей слезы и вымаливающей прощение у государя, и отношения между писателями надолго испортились.

Почуяв дармовое корыто, в Британию вслед за Герценом хлынули самые разномастные проходимцы, ставшие в момент политическими изгнанниками, коллективный портрет которых запечатлел Фёдор Михайлович Достоевский в образе отцеубийцы Павла Смердякова: «Я всю Россию ненавижу, Марья Кондратьевна… В двенадцатом году было на Россию великое нашествие императора Наполеона французского первого, и хорошо, кабы нас тогда покорили эти самые французы, умная нация покорила бы весьма глупую-с и присоединила к себе. Совсем даже были бы другие порядки».

Именно в Лондоне планировали свои теракты народовольцы и эсеры, там же отсиживались, скрываясь от российского правосудия. Безбедно и вполне комфортно в Лондоне творили Маркс с Энгельсом, объявившие русских реакционной нацией. Интересно то, что ту же королеву Викторию Тургенев изобразил в стихотворении «Крокет в Виндзоре», написанном 20 июля 1876 года под впечатлением балканских событий – кровавого подавления турками восстания в Болгарии. Удивительная непоследовательность, то он с Викторией заодно в пропагандистской войне против России, а то вдруг обвиняет ее в кровавых преступлениях. Но ведь такая противоречивость была свойственна психологическому облику писателя, и ее отмечали многие его биографы.

В то же время политические взгляды Ф.М. Достоевского были незыблемы и зиждились на трех основных «китах» – православии, самодержавии и народности. Политолог Л.В. Поляков причисляет Ф.М. Достоевского к выдающимся представителям русского консерватизма, а историк А.В. Репников относит почвенничество Ф.М. Достоевского к славянофильству. Несмотря на некоторое несогласие со славянофильством, сам писатель причислял себя к славянофилам, выступавшим за объединение всех славян, то есть за панславизм.

Свои взгляды Достоевский наиболее полно высказал в своем «Дневнике писателя»: «Я во многом убеждений чисто славянофильских, хотя, может быть, и не вполне славянофил… И наконец, для третьих славянофильство, кроме этого объединения славян под началом России, означает и заключает в себе духовный союз всех верующих в то, что великая наша Россия, во главе объединенных славян, скажет всему миру, всему европейскому человечеству и цивилизации его своё новое, здоровое и ещё неслыханное миром слово. Слово это будет сказано во благо и воистину уже в соединение всего человечества новым, братским, всемирным союзом, начала которого лежат в гении славян, а преимущественно в духе великого народа русского, столь долго страдавшего, столь много веков обреченного на молчание, но всегда заключавшего в себе великие силы для будущего разъяснения и разрешения многих горьких и самых роковых недоразумений западноевропейской цивилизации. Вот к этому-то отделу убежденных и верующих принадлежу и я». Он своим убеждениям не изменял, и последовательно их отстаивал.

Однако даже смерть Достоевского не заставила Тургенева забыть свои обиды и прекратить свои ядовитые и часто несправедливые высказывания. В письмах он отзывался неприязненно о Достоевском, сравнивал ушедшего с маркизом де Садом, распространял пасквиль о якобы неприличной личной жизни писателя.

48. Мария Савина

В 1879 году после восторженного приема в Москве и Петербурге Тургенев писал: «Недавно на мое старческое сердце со всех сторон нахлынули молодые женские души – и под их ласкающим прикосновением зарделось оно уже давно поблекшими красками, следами бывалого огня». П. Боборыкин по этому поводу замечал: «Привязанность к одной особе взяла у него всю жизнь, но не делала его нечувствительным к тому, что немцы называют «das ewige Weibliche» (вечной женственностью. – П.Р.). Лучшего наперсника, советника, сочувственника и поощрителя женщин, их таланта и ума трудно было и придумать. Способен он был и стариком откликнуться на обаяние женского существа…»

Между писателем и актрисой Александринского театра Марией Савиной с первых дней знакомства в 1879 году возникли самые тёплые, доверительные отношения. Иван Сергеевич видел в М.Г. Савиной не только блестящую актрису, но и очень милую и обаятельную женщину, умную собеседницу с открытой, искренней душой. Он с большим интересом следил за сценической деятельностью М.Г. Савиной, искренне радовался её успехам: «Читал я в газетах отчёт о Вашей последней роли – очень остался доволен; стало быть, Вы в ней хороши, коли даже Суворин хвалит! О Ваших триумфах, сделанных Вами овациях я читал и душевно радовался: что там ни говори, а между Вами и мною установилась связь, которую ничто порвать не может». В то же время писатель не скрывал слабые стороны её таланта: «Вы стихи не так хорошо