Советский Кеннеди. Загадка по имени Дмитрий Шепилов - Дмитрий Е. Косырев

«Когда я узнал о готовящемся в отношении меня решении, я зашел к Г. Маленкову, который в этот период руководил Секретариатом и аппаратом ЦК.

Я сказал ему:

– Георгий Максимилианович! Вы знаете мой жизненный путь. Я – ученый. На фронт уходил из Академии Наук. И самое мое горячее желание – вернуться на научную работу. Но я – член партии и не могу распоряжаться собой. Мне поручили работу в “Правде”. Затем сделали главой Агитпропа ЦК. Я вполне допускаю, что я мог оказаться не подходящим для этой работы. Я не вдаюсь – по каким причинам. Ну и отпустите меня с миром. Верьте, что я не цепляюсь за свою нынешнюю должность и был бы счастлив снова оказаться научным сотрудником. Но зачем искусственно инкриминировать мне деяния, которых я не совершал?

Г. Маленков посмотрел на меня и сказал спокойным и даже добродушным тоном:

– Мы давно добираемся до вас. Но все не удавалось. А теперь не сорветесь.

И он сделал движение кулаком, изображавшее трепыхание рыбы на крючке».

Так вот, в «руководящих кругах», конечно, знали об отношениях всех со всеми, и в частности о том, к кому «близок» Шепилов. С Маленковым, как видим, все ясно. Каганович – особая история, Шепилов испытывал к нему безотчетную брезгливость (разные стили поведения). Булганин, как выяснилось на том же пленуме, никогда с Шепиловым особо не общался, и они друг другу не нравились (повторим, в «руководящих кругах» такие вещи всегда знают или чувствуют).

А Молотов – тут интересно. Шепилов безмерно уважал Молотова. И вот сцена, уже из 1973-го года, описанная в воспоминаниях Тамары Толчановой: она и еще несколько человек прогуливаются с Шепиловым в Ильинском, открывается калитка, выходят двое незнакомых ей мужчин и с ними – Молотов. И Тамара наблюдает, как он кладет Шепилову руки на грудь, собирается его обнять. Тот поддерживает Молотова под локти. Между ними, не видевшимися 16 лет, происходит короткий разговор, Молотов зовет его зайти, но у каждого компания…

Вообще-то трудно представить себе более разных по стилю поведения людей, чем эти двое. Дед рассказывал мне о кличке Молотова – «каменная задница», то есть человек, способный сидеть за столом часами и днями; человек вдобавок тотально невозмутимый и непроницаемый… И громогласный, артистичный Шепилов. Но главное было даже не в этом – они просто принадлежали к разным поколениям, так что общались на определенной дистанции.

Итак, как же получилось, что Шепилов оказался с этими людьми в одной компании?

Здесь надо, наконец, сказать полностью, что хотели сделать свергавшие Хрущева. Шепилов, поняв в какой-то момент, что скоро о заседании Президиума и предшествовавших событиях и вспомнить будет некому, тщательно собрал в отдельную папку свои заметки на эту тему. Например, вот такие: «В решении Президиума должно быть всего два пункта: 1. Об освобождении Хрущева от (нрзб) первого секретаря ЦК, об упразднении этого поста и (нрзб) Министром сельского хозяйства СССР, и 2. Об освобождении И. Серова от должности министра госбезопасности и назначении на этот пост Патоличева».

Как видим, дело было не только в Хрущеве. Иван Серов, министр госбезопасности… Вот тут уже ясно, при чем здесь Шепилов. У него было чутье на палачей, доносчиков. И не только у него.

Большая часть членов Президиума негодовала, что Хрущев усвоил всевластный стиль Сталина (плюс еще и заваливает дело). Но ведь они, вдобавок к «новому Сталину», увидели и «нового Берию». А это еще похуже, чем организационные инновации Хрущева.

Кстати, Серов, один из замов Берии, в принципе мало чем отличался по биографии от тех, кого при Хрущеве расстреливали одного за другим (Рюмина в том числе). Но вот этот не был расстрелян.

Из всех и всяческих интервью и заметок всплывает история того, как госбезопасность перекопала садовые участки членов Президиума, проложила провода и прослушивает их телефоны. Об этом, в частности, заходила к Шепилову пожаловаться Екатерина Фурцева (она вообще ему постоянно жаловалась на Хрущева и спрашивала, почему никто его не остановит), об этом наперебой говорили на тот самом заседании…

То, что Шепилов в мемуарах именует Серова «подлым, гнусным типом» и упоминает, как тот носил Хрущеву борщ подогреть, – известная история. Известна и биография Серова, в которой в том числе и расстрел поляков в Катыни.

В итоге получается, что выступление не только Шепилова, а почти всего высшего руководства СССР против Хрущева, которое было Хрущевым затем описано как попытка возврата к сталинизму, на самом деле было по сути антисталинским.

Вопрос в том, как это Хрущеву удалась такая подмена. Конечно, помог Михаил Суслов, которого, кстати, «антипартийная четверка» хотела понизить до министра культуры (бедная культура, но она у нас вообще многострадальная). Суслов вел бессменно все заседания того необычайного пленума, день за днем. Но ведь надо было не просто вести, а выстроить некую идеологию. Некую схему того, в чем обвинить гонителей Хрущева.

Она и выстроилась, хотя и не сразу и явно не только усилиями Суслова.

Как минимум на пленуме надо было не допустить разговора по существу – то есть о хрущевском «менеджерском стиле». То есть подменить предмет спора. Чем? Так уже сказано: оппозицию решено было обвинить в сталинизме и желании вернуть репрессии. А как иначе натравить на нее рядовых членов ЦК?

Еще: нельзя было показывать арифметику, то есть что против Хрущева в верхушке были почти все. Следовало большинство в Президиуме превратить в меньшинство (зачем – скажем ниже).

Для этого нельзя было давать оппозиции говорить. Да-да, вообще не давать. И их попытки сказать что-то, объяснить, против чего они выступали, шли под непрерывный рев распаленного зала, выкрики, оскорбления…

Все было в этом замысле хорошо, кроме одного: для Хрущева решение обвинить врагов в желании вернуть сталинские репрессии было, конечно, ловушкой. И ничто так не показывало эту ловушку, как факт неожиданного выступления Шепилова на Президиуме. Он попросту портил собой всю стройную «сталинистскую» картину. Из зала ведь звучали вопросы: «А Шепилов?» – и ответы: «Кричал громче всех». Это было необъяснимо.

Как Хрущев выкручивался?

Тут надо сказать читателю о замечательном документе объемом в 850 страниц. В 1998 году фонд Александра Яковлева «Демократия» издал, под названием «Молотов, Маленков, Каганович. 1957», полную неисправленную стенограмму того самого июньского пленума. Да-да, неисправленную – ведь некоторые, особенно Хрущев, попытались задним числом подправить то, что сказали в запале. А здесь издание показывает попросту то,