По обе стороны океана - Даниил Григорьевич Гуревич

с первого взгляда. Но не по собственной, а по любви своего мужа к ней. Давид (так его звали) впервые увидел Хилю на вокзале, куда он пришел встречать своего фронтового друга. Самого Давида тоже недавно демобилизовали из-за ранения в легкое. На вокзал пришла и девушка друга со своей подругой. Вот эта самая подруга и была Хиля. Давид, увидев Хилю, влюбился мгновенно и больше ни на кого смотреть не мог, хотя девушки за ним увивались. Хиля же отнеслась к нему не просто спокойно, а даже равнодушно. Хотя он был не только очень привлекательным мужчиной, но и невероятно интересной личностью. Я не знал в своей жизни более начитанного и эрудированного человека. Он мог за столом часами читать стихи, но вместе с тем и с удовольствием выпить рюмку-другую водки. И еще он был спокойным, не воинствующим атеистом. Однажды у него случился инсульт. Давид долго и тяжело болел, а когда почувствовал, что наступает конец, попросил Хилю позвать раввина. Через несколько дней после прихода раввина Давид скончался.

* * *

У Нины потребность общения с Б-м не была связана со смертью. Но ее ожидала жизнь, не предвещающая ничего хорошего ни ей, ни ее семье. И вина в том, что с ними произошло, была на ней. И только она одна могла хоть как-то это изменить. У нее здесь не было ни единой души, у кого она бы могла попросить помощи или хотя бы совета. Единственный, кто у нее был – это лишь еще более несчастный итальянец муж, жизнь которого она сломала и который понятия не имел о жизни в советской России. И маленький сын. Поэтому-то ей и была нужна Его помощь. Она не знала, как она должна будет об этом просить. Она не знала ни одной молитвы, если священник предложит ей помолиться. Она вообще была уверена, что это ни к чему не приведет. Но больше у нее ничего не было. А теперь оказалась, что и этой помощи нет. Церковь превращена в склад, и священника там, естественно, нет. Но Нина все равно направилась к ней. Церквушка действительно была сразу за углом. Маленькое, словно игрушечное, здание нежно-розового цвета с белыми, слегка выступающими вертикальными полосками. О том, что это церковь, говорили лишь три башенки с небольшими крестами наверху. «Как можно такую сказочную церквушку превратить в склад?! – с возмущением подумала Нина. – Что за Б-м проклятая страна!» Нина подошла к зданию и на всякий случай подергала дверь. Та не поддалась. Правы были старушки: церкви больше нет. Осталось только здание. Нина приложила руку к двери, почему-то закрыла глаза и вслух произнесла:

– Господи, помоги, пожалуйста, моей семье перенести все трудности. А еще лучше – помоги нам выбраться отсюда. Из этой страны, которая сделала в твоем храме склад, – сказала она и не сразу добавила: – и прости мне грехи мои.

Нина открыла глаза и замолчала, не зная, что делать дальше. Затем так же, как впервые помолилась, она впервые в своей жизни перекрестилась, и сказала: «Аминь». И пошла в магазин.

Она вернулась в свой двор. Издалека увидев по-прежнему сидящих на скамейке старушек, она, помахав им рукой, прошла сквозь дворовый сквер и вышла под арку. Выйдя из арки, она по левую руку от себя увидела желтое здание, похожее на школу, а прямо перед ним – точную копию ее дома. Покупателей в магазине было немного, как немного было и продуктов на его прилавках. Как же убого выглядел этот магазин по сравнению с итальянскими. Нина увидела, как около прилавка покупательница укладывала в авоську купленные продукты.

– Скажите, пожалуйста, а у вас пакетов для продуктов нет? – спросила она у продавщицы.

– Чего?! Вы, милочка, с луны свалились? – воскликнула продавщица. Потом, оглядев Нину, добавила: – Вы чего, из-за границы?

Нина кивнула головой.

– А там чего, пакеты дают?

– Пластиковые сумки с названием магазина, – ответила Нина.

– Ничего себе! Людок, ты слышала? – обратилась продавщица к кассирше. Та в ответ молча кивнула головой.

– Так что же мне делать? – спросила Нина.

– А я почем знаю. Чего покупать-то собирались?

– Макароны, масло, соль. Я думала томатный соус приготовить, но я помидоров у вас не вижу.

– У нас помидоров отродясь не было. Это надо в центр ехать. А для макарон я могу газету дать. Пакет соли и масла в карман положите. Хотите?

– Нет, спасибо. Я домой за сумкой схожу. Я здесь рядом, – сказала Нина.

Вернувшись домой, Нина застала Лоренцо с Сандрино сидящими на диване и безразлично смотрящими в черно-белый экран маленького телевизора.

Увидев Нину, Лоренцо сразу поднялся, подошел к ней и обнял.

– Где ты девала продукты? – удивленно спросил он.

– Продукты в магазине. У них пакетов не бывает, и они, сделав мне как иностранке исключение, предложили завернуть продукты в газету.

– В газету?! – воскликнул Лоренцо и расхохотался.

Вмести с ним засмеялся Сандрино.

– Короче, я пришла за сумкой. Но я решила, что мы пойдем вместе, Лоренцо. Они заявили, что у них нет помидоров для соуса. Но я им не верю. Пойдешь со мной. Ты же у меня настоящий итальянец. И такой красавец! Перед тобой они не устоят.

– Теперь я твой scudo? Как это по русский?

– Щит. Да, ты теперь будешь щитом, – согласилась Нина.

– Тогда мы идем.

– Можно я пойти с вами, мама? – попросил Сандрино. – Пожалуйста.

– Не «пойти с вами», а «пойду с вами».

– Cara[6], пусть пойдет, – сказал Лоренцо.

Когда они вошли, в магазине, где было пять-шесть человек покупателей, повторилась знаменитая сцена из «Ревизора». Если Нина и была одета как иностранка, то лицо и манера держаться у нее были безошибочно русскими. А вот по Лоренцо и Сандрино было заметно, что они прибыли из-за границы. Особенно по Лоренцо, внешность которого сразу выдавала в нем иностранца с юга. Нина приветливо улыбнулась продавщицам и показала им большую и яркую пластиковую сумку с названием магазина на итальянском. Лоренцо первым подошел к продавщице, с которой до этого разговаривала Нина, и на своем немного ломанном и с сильным итальянским акцентом русском языке попросил те же макароны, соль и масло, что и Нина. Затем, слегка облокотившись на прилавок, понизив голос и неотразимо улыбнувшись, он попросил немного помидоров для свежего томатного соуса. При этом глаза его сверкали от восхищения, словно перед ним была итальянская кинозвезда, а не угрюмая советская продавщица гастронома номер тридцать четыре Московского района. И он с удовольствием приглашает ее к ним на пасту болоньезе, которую жена приготовит из этих помидоров,