По обе стороны океана - Даниил Григорьевич Гуревич

и лучше которой в их солнечном городе Римини не готовили даже коренные итальянки. Продавщица, окончательно растаяв под натиском неотразимого итальянца, попросила подождать минуточку и выскочила за дверь, которая находилась за прилавком. Вскоре она вернулась и, застенчиво улыбаясь, протянула Лоренцо три маленьких сморщенных помидора. Неожиданное появление столь дефицитного товара она объяснила отзывчивостью заведующей, которая отдала помидоры из своего спецзаказа. Буквально через несколько секунд вслед за продавщицей, свысока поглядывая на всех, сама директриса выплыла в торговое помещение, чтобы поглазеть на иностранцев. Лоренцо, весьма артистично разыгрывая восторг, быстро заговорил на своем певучем итальянском, помогая льющейся речи жестикуляцией своих рук, такой типичной для итальянцев. Не понимая ни слова, директриса тем не менее величаво кивала. Нине этот спектакль надоел и она, расплатившись с продавщицей, потянула мужа и Сандрино к выходу. Как же мало человеку надо, когда после, казалось бы, сокрушительного поражения ему вдруг удается одержать свою, пусть ничтожную, но победу. И вновь почувствовать себя человеком. Почувствовать, что ты вновь обрел свое достоинство.

Они вернулись домой. Нина из коричневых, толстых, самых жестких макарон, какие она когда-либо видела, сделала блюдо, весьма отдаленно напоминающее ее пасту болоньезе. И они, не наевшись, а набив свои животы, попросили Сандрино сыграть им на аккордеоне их любимую песню «В синий, окрашенный в синий», которую пел Модуньо. Они праздновали свою маленькую победу, не зная, что через несколько дней их ждет следующее сокрушительное поражение. Но, не догадываясь об этом, они, пока еще в приподнятом настроении, провели два необыкновенных дня, гуляя по одному из красивейших городов мира. Как потом оказалось, это были лучшие дни в их жизни на родине Нины.

Квартира, в которую их поселили, принадлежала обувной фабрике «Скороход». Одну комнату в ней занимала Рая, студентка Ленинградского института культуры. Ее мама работала на фабрике, но, когда умер отец Раи, она снова вышла замуж и переехала к новому мужу. В другой небольшой комнате жила пара пенсионеров, до пенсии тоже работавших на фабрике. У них был женатый сын, который с женой и ребенком жил с родителями жены в маленькой двухкомнатной квартире. Когда в их коммуналке освободилась большая комната, пенсионеры, будучи верными коммунистами со стажем, сразу побежали в партком «Скорохода» требовать эту комнату для своего сына и его семьи. Но из горкома партии пришел запрос на эту комнату, и в парткоме «Скорохода» на просьбу пенсионеров лишь развели руками. Когда же в такую желанную комнату въехала семья из враждебной капиталистической страны, старики люто возненавидели иностранцев. А когда они увидели, как Рая этих иностранцев обхаживает, то с удовольствием обрушили свой гнев и на нее. Их сын мог бы жить в ее комнате. Казалось бы, ну что пара завистливых стариков может сделать? Но, как потом показала жизнь, очень многое. Зависть – один из страшнейших человеческих пороков. Если не самый страшный.

Рая, довольно миловидная и добросердечная девушка, при знакомстве с Ниной и ее семьей предложила к ней обращаться, если у них возникнут какие-либо вопросы или понадобится любая помощь. Сама она жила очень скромно. Мама тайком от нового мужа посылала ей немного денег, а сама она подрабатывала на почте. Рая сразу же предложила им показать Ленинград, в котором она родилась, который безумно любила и в котором знала каждое здание.

– Вы должны гордиться, Лоренцо. Все самые прекрасные здания в Ленинграде, а вернее, в Санкт-Петербурге, были построены итальянскими архитекторами, – говорила девушка новоиспеченному соседу.

Два следующих дня Рая проводила им экскурсии по Ленинграду. В первый день они прошли весь Невский: от станции метро «Площадь Восстания» до Дворцовой площади. Перешли по Дворцовому мосту Неву. Посмотрели со стрелки Васильевского острова на противоположный берег Невы с его дворцами. Вернувшись обратно, они долго гуляли по Летнему саду. Домой они вернулись без задних ног, но с необыкновенными впечатлениями. На следующий день, в воскресенье, ближе к вечеру они опять поехали в центр города, где Рая показала им церквушки, соборы, особняки, перечисляя построивших их архитекторов: Растрелли, Кваренги, Росси, Фельтен. Она даже подвела их к незнакомой для туристов Мальтийской капелле. «Ее построил итальянский архитектор Кваренги, – пояснила Рая. – Один из моих любимых архитекторов. Кстати, цирк, где вы будете работать, тоже построил итальянский архитектор. Только не помню его фамилию». Они прошлись по набережной канала Грибоедова, полюбовавшись Банковским и Львиным мостами. Уже было около полуночи, но в Ленинграде продолжали властвовать белые ночи, и в городе было светло, как днем. Гуляя по городу, Нина, а вместе с ней и Лоренцо почувствовали, что жизнь в Ленинграде стоит всех лишений, которые им предстоят. Даже их жутких жилищных условий. В конце концов, они еще не старые. Завтра их могут взять на работу в цирк. И они начнут хорошо зарабатывать, в чем Нина не сомневалась, и со временем переберутся в отдельную квартиру. Живут же и в этой стране нормально… Живут. Но очень немногие. Уже на следующий день все ее мечты в одночасье рухнули.

* * *

За ними заехал тот же чиновник, который занимался ими с первого дня. Вымученной улыбки, не сходящей с его лица в день их приезда, как и не бывало. Лицо приобрело свое естественное, безразличное и скучное выражение партийного чиновника. Даже не поинтересовавшись, как они провели эти два дня, он церемонно, словно он их одаривает, вручил им двадцать рублей. Затем прочел им маленькую политическую лекцию. Он объяснил им, что это последняя материальная помощь, которую им оказывает государство. Если по какой-то причине их не возьмут на работу в цирк, государство их сразу трудоустроит. И отказаться от работы они не имеют права: в СССР нет безработных. У нас о людях заботятся. В отличие от загнивающего Запада. Закончив лекцию, он, довольный собой, пошел на выход. Нина с Лоренцо, переглянувшись, сдержали свои улыбки и пошли за ним. Сандрино остался дома.

До цирка они добирались как и раньше, когда ехали с Раей: на метро. В тот самый первый раз оно их поразило. Опускающиеся и подымающиеся ленты эскалаторов, массы пассажиров, деловито заполняющих залитые светом мраморные платформы, к которым каждую минуту-полторы мягко подходили поезда. И все это глубоко под землей. Потом они довольно долго шли по Невскому, затем завернули на Литейный проспект и прошли мимо театра, в котором работал мой отец, не зная того, что где-то через несколько недель жена руководителя этого театра придет к ним в гости. Затем они повернули налево и вышли на набережную широкой реки. То, что река называлась Фонтанкой, а мост, по которому