Личные песни об общей бездне - Виктор Станиславович Коваль

много их и все они тут рядом,

И спит с резиновой дубиной

Мильтон, ядрёна шишка, нелюбимый,

Но ожидаемый, как Космос и Пегас,

И спит, один прикрывши глаз,

Я с независимой газетой,

В пальто неброское одетый,

И спит со мною говорящий

Браток, про то, что сам он некурящий,

Но очень нужен блок для внука —

Он завтра улетает в Кострому,

И не сказать о том, такая мука

Предсмертная, а рассказать —

Посмертная, что никому

Не пожелаешь: — Брат женись на полукровке.

Она рейсфедером выщипывает бровки

И телефон берёт с собой в сортир,

И если кто-то обратится: — Командир!

Который час? — Докладывай: — Прости,

Сам без понятия. Наверно, без десьти.

И разговорчики: насчёт того, что глупо

Кричать в пустыне: — Кто в углу-то?

И что известно всем, зачем

Ползёт по берегу чечен,

И если Северную ТЭЦ

Построят всё же — всем звездец.

Вот так мы и стоим за дымом —

Стеной в борьбе с неистребимым,

Настырным и живучим бытом

Под крылом и под копытом

Ядовитого Пегаса

Четвёртого класса.

И ни одной, представьте, спички —

Чтоб друг от друга зажигались

И в разговорчиках неспешно продвигались

От ублаженья пагубной привычки

К иной, ядрёна корень, цели.

Она без шапки. И её кудели,

Виющиеся мелким бесом,

Я раздраконю охрой золотистой,

Заделаю сапог ультрамарином;

Когда б я был Франциск Ассизский,

Она б со мной заговорила

Как рысь: мол, не боись

И всё фигня. И нет ли у меня,

Эй, командир, огня?

Нет, отвечаю виновато,

Потому что хреновато

Воплощенье, но идея

Безусловно хороша,

Она несёт под знаком Водолея

В ладонях след карандаша

Чернильного — для курицы и торта.

В трёх точках, понимаешь, непременно

Ой как ей надо быть такого чёрта,

Который дан в одновременно

Вращающихся розно плоскостях

Между этим самым хмурым

Байконуром

И смурным вот этим самым —

Универсамом.

Я дальний план для перспективы зачерню,

А на переднем собственной рукою

Свою же обрисую пятерню

И сам же, недовольный, смою.

Да. Здесь обязан помещаться

Эпический ядрёна корень,

Расти способный, возвышаться

Над личным счастьем или горем.

Его нельзя изобразить,

Мельком и только издалёка

Он виден, если вбок скосить

Глаза. С другого, понимаешь, бока.

Его глазки во тьме ветвятся,

А как срастутся — прочь стремятся

К иной, ядрёна корень, цели.

Она без шапки, и её кудели

От охры золотистой поредели,

Её сапог, ядрёна шишка, мамин

Ультрамарином испоганен,

И в этом плане несмешном

Ей суждено под неким взглядом

Стоять всю вечность за рожном,

Стремиться за насущным лядом,

А рядом

Стоят, как мы, покорны небесам,

Два брата в плане кавадрата —

Брат Байконур и брат Универсам.

И мне сказал земеля Водолей,

Что Байконуру снится Мавзолей,

Универсаму снится Зиккурат.

Что видишь, брат?

Я?

Таба́чку, собачку

И, как этот, некурящий

Брат, впереди меня стоящий,

Берёт табачку́ внучку

И подходит моя очередь…

А за рамками быта

Картинка размыта.

Большая Берта

(ода бедности)

Бедный я бедный. Бадью,

Берту объёмную с джином и тоником вместо

Водки «Привет», аквавиты всему адекватной,

Сдуру купил у лоточницы рыжей Наташки.

Бедный я бедный. За что?

За те же говённые деньги примерно

Хереса крепкого с сахара низким процентом

Взял бы во благо, так нет же, себе же во зло,

Снегом облеплен и проклят блатным инвалидом,

С не по погоде игристой, шипучей бурдою,

Берту Большую к груди прижимаю,

Как будто Наташу.

Бедный я бедный. Жена:

Только, сказала, чтоб баночку тоника с джином, не больше, иначе

Нет тебе места в углах обжитых и семейных, живи

В грязных ларьках у лоточницы-сифилитички.

Бедный я бедный. Бадья

Емкостью женин наказ нарушает, однако

Берта Большая о том говорит скандалистке,

Кто тут углам голова и Богу подобен в натуре!

Пейзаж с Полифемом

Над нами ель некорабельная качается,

Поскрипывает, с высшим сообщается,

И всяк под ней о том и говорит,

Что дело дрянь и к чёрту не горит

Костёр, который я шалашиком устроил,

Да не таким, как надо,

И при этом

Не так свернул бумажку с берестою,

Да и не ту. Не с тем, видать, портретом,

Насквозь промокнувшим малиной

В газете «Труд» неопалимой.

Раздувши угли, мы встаём с колен,

Разламываем ветки о колена,

И все кричим: «Где Полифем!»

И все молчим. Нет Полифема.

Поликарпов

Стих без названия, а вместо

(За этим имени, заметьте, неимением)

Произнести уместно:

Три звезды! —

Перед любым таким стихотворением.

* * *

О том доносят в трубке провода,

Что мне покой пригрезится едва ли.

— Ты, Поликарпов? — Нет, вы не туда

В который раз ошибочно попали.

То детский голос, то мужской:

Не Поликарпов? Кто же ты такой?

Пономарёв? И дикий хохот. Парамонов?

Я обрываю шутки мудозвонов:

Тут нет таких.

А я, допустим, Протопопов,

Частично Евдокимов и Козлов,

Случайный собеседник остолопов

И жертва нераспутанных узлов

Московской телефонной сети.

Тут нет таких и не было на свете!

* * *

Дался им Поликарпов. Что за бред!

Вам Поликарпова? Так выкуси-ка, на-ка!

О, Поликарпов, не буди во мне маньяка,

Ты провокатор, Поликарп, однако,

Неправда, что тебя такого нет.

Куда как более похожий