Личные песни об общей бездне - Виктор Станиславович Коваль

трёх книг

1. Участок с Полифемом

Риторика

С короткой стрижкой полненькая завуч

В моём лице мою ругала дочь

За то, что я, бесстыдница и неуч,

Вместо ответа голову морочу,

Трещу, с утра не закрывая рта,

А книжки

Ну почему в обложки до сих пор

Не обернула я? Какой позор!

Какая бестолочь в короткой стрижке!

Как в армии. Ответь, зачем подковки

Я не прибил к осмотру. Почему

Я извертелась вся,

     издёргалась в столовке,

Наклон не удержала по письму?

Зачем нам мимо не пройти такого факта,

Что кто-то грязь на рисовании развёл,

На ритмике не отбивает такта,

На математике же скачет, как козёл?

Зачем нетрезвым он явился на поверку,

И не явился, тоже, почему?

О этот голос, падающий сверху:

Зачем носок я при подходе не тяну?

Зачем я Шпака на риторике толкала?

В толк не возьмёт она,

     по лбу себе стучит.

Зачем мне в возрасте, нет, не майора, генерала

Сие выслушивать? Риторика молчит.

Меня тут нет. Я отслужил — и хватит!

Мне зав. учебной части — не жена.

Так что ж она гундит, как старшина?

Зачем безличный воздух виноватит?

Надо расходиться

1. У развилки на Вербилки

У развилки на Вербилки

Запорожец, дико воя,

Неделимое раздвоил:

Дух водителя такого-то

От плохого отделил

Тела смертного, хмельного.

Неделимое сержанта

Вдаль выпрастывало руку.

Правая, она держала

Раздвижную вдаль рулетку.

Неделимое майора

Веерообразно в рупор

Правду грубо излагало

На не слышащих в упор:

«Расходитесь по домам,

Ваши катастрофы там!»

Но неделимое народа

Стоит стеной бесповоротно

В демонстрации протеста

Против пагубного места

У развилки на Вербилки.

2. В нашем овощном

Какие лица в нашем овощном!

Нет овощей. Но лица понимают,

Что вот-вот-вот

Машину подадут —

И будут!

Какие хари в нашем овощном!

Нет овощей. Но хари все в надежде

Такой, что лык не вяжущие суки

Разгрузят всё-таки —

И будут!

Какие бляди в нашем овощном!

Нет овощей. Об этом продавщица

Татьяна Паршина

С утра блядям талдычит,

Чтоб расходились! Нету овощей

В таком порядке грёбаном вещей,

В каком беспорядке поля и грядки

И в каком хозяйство упадке,

И вообще,

Иисус не знал, каков картошки вкус.

Трудно, что ли, прилюдно

Поднять ногу и встать на дорогу к Богу?!

Но к рассуждениям Татьяны

Глух непонятливый народ.

В его ушах торчат бананы

И нежно шепчут, что вот-вот…

«Окно мне сделал плотник Алексей…»

Окно мне сделал плотник Алексей.

Его зовут, как выяснилось, Саша.

Он говорил стеклу, чтоб светлость ваша

Тут не стояла над душой, как ротозей.

А как уйти, коль Алексей глядит

Вполглаза как-то странновато.

Домушник он. И Александр бандит.

Под плотников работают ребята.

Где золото лежит, где спрятан диамант

И нет ли ценностей среди вещичек прочих?

Менту бы позвонить. Но участковый мент

Васильев — им куратор и наводчик.

Васильев? Нет. Как будто бы Петров…

Не стыдно ль мне,

как хрен с какой-то редькой,

Небрежно путать Ваську с Петькой,

Мастеровых не отличая от воров?

Знать, ураган по городу прошёл,

Знать, динамит на Декабристов грохнул.

Стекло и воля. Дисциплина. Произвол.

Повылетали окна. Я оглохнул.

— Нет, вы ослышались, —

Сказал мне Алексей.

Он Александр!

И чтобы был оплачен

Сей труд по строгой форме всей —

Вот мне квитанция на семьдесят рублей

И взгляд наружу. Прочен и прозрачен.

Октябрь 98

Всё к одному. Рубля сальто-мортале,

Метан в Кузбассе, взрывами чреват

Мир в Косово, Салман в Урус-Мартане,

На площади пролетарьят,

Призывы: ко всеобщей стачке!

Даешь получку! Ельцина под суд!

Стоит октябрь. Они его трясут,

Глядят, как падают его листочки,

Рублю подобно — в чёрную дыру.

Исландцам наши отдали игру.

Всех здравомыслящих с ума

Свёл гол, забитый головой

В акробатическом паденье Ковтуна,

Сосед скончался Прохоров, Герой

Советского Союза, за стеной,

Спасибо, что не рухнула стена,

Когда в такую непогоду,

Таким недружественным днем

Всё происходит через пень-колоду,

Вниз головою, кверху дном.

Всё было бы иначе, если б наш Ковтун

Как главный невезун и автор не возник

В свои ворота пагубного гола

В Рейкьявике.

Букет из четырёх гвоздик,

Морг в Люблино, кремация в Николо —

Архангельском, автобус ритуальный,

Печальный ход вещей, защитник ненормальный,

В платочках чёрных женщины по обе

Соседа стороны, сосед во гробе.

А мне в лицо на плачущих смотреть

Сил нет таких. И прочих тоже нету,

Чтоб из кармана свежую газету

Достать прилюдно и газетою греметь.

Из тех в кармане сложенных газет

Впоследствии мне сообщили вести,

Что нет, железный Август Пиночет

Не верит в слухи о своём аресте,

Что это наша общая вина,

Нельзя пинать отдельного кого-то.

И далее опять про Ковтуна.

Не может быть! Опять в свои ворота!

Натуралистический очерк

Свистуха.

Проверка зрения и слуха.

Шумит по-русски березняк,

По-польски шелестит бжезина,

Со звуком сопрягая знак,

Растёт как буква У осина,

И надо всеми реактивный ТУ

Подчёркивает в небе высоту.

Тут Вовка всем кричит: «Ау!»

Ему в ответ многоголосый

Пан отзывается курносый

И некий антропос, во глубину оврага

Малиной с ежевикою влеком,