Малышка от отца жениха - Анна Лапина

— Да! Но ты не переживай! — Олег пытается подбодрить меня, поняв причину моего шока немного иначе. — Ему плевать, что у тебя есть дочь! Он не разозлился, как я и сказал. Наоборот, волноваться больше стал за Элю! Тысячами вопросов меня закидал о ней!

— И где он сейчас? — с трудом заставляю себя спросить это, потому что знаю ответ.

— Здесь, — доносится из-за угла, откуда вышел недавно Олег.

А после мужчина сам появляется.

И слезы застилают мой взгляд.

Матвей

Наверное, мы бы долго смотрели в глаза друг другу. Причиняли бы боль. Терзали общими воспоминаниями, которые передавали бы по очереди, как мячик.

Но вышедший с передвижной детской кроваткой Царёв прерывает наш зрительный контакт и перехватывает всё внимание на себя.

Только мой взгляд цепляется за маленькую крошечку с огромными голубыми глазами, тонкими коротенькими волосиками и нежной фарфоровой кожей, с пухлыми щёчками и лёгкой улыбочкой на губах.

Всё внутри переворачивается от вида этого комочка. Этого маленького нежного ангелочка.

Я люблю детей и всегда мечтал о том, что однажды в моих руках будет кто-то родной, а главное — здоровый. В моих мечтах это был ребёнок Олега. Моя внучка или внук.

Но смотреть на собственную дочь, о которой узнал совсем недавно, — что-то одновременно болезненное и восхитительное.

У меня есть дочь! Но ей не повезло, потому что её отец — это я. Потому что ничего лучше своей болезни я передать ей не мог.

Ненавижу себя!

— Эля, — шепчет Маша и берёт дочь на руки.

— Ма-ма, — отвечает она и обнимает её своими пухлыми ручонками.

Малышка убеждается, что всё внимание родительницы сосредоточено исключительно на ней, и выпячивает нижнюю губу. В одну секунду плакать начинает и словно бы жалуется на что-то.

— А кто это у нас капризничает? — заговаривает Олег и становится так, чтобы он и малышка могли видеть друг друга. — Это что за маленькая красавица? Маленькая капризуля, которую я сейчас укушу? — клацает зубами.

Девочка мигом перестаёт плакать. Отталкивается от мамы и тянется к Олегу, который берёт её на руки и отходит в сторону, продолжая играть с ней.

Не сразу удается взгляд от них отвести. Где-то глубоко в груди ревность одолевает. Но я быстро смахиваю это чувство.

Олег всегда ладил с моими племянниками. У него талант их увлекать.

— В общем, мы вовремя успели, — начинает Саша, щёлкнув пальцами. — Да, лечение этого заболевания у детей сложное. Потому что они элементарно не могут сами себе диагностировать начальные признаки приступа. Но у меня уже были под наблюдением семь детей с таким диагнозом. Я научился сам контролировать и распознавать первичные признаки. Я пишу докторскую на эту тему, — добавляет он для Марии. — В общем, как я и сказал, вначале мы купируем имеющийся приступ. Вылечим пневмонию по пути. А после подберём поддерживающую терапию для девочки. Но обследования на этом не заканчиваются, Мария. Мы будем ещё обследовать, чтобы понимать степень сложности заболевания в её конкретном случае. Вы на это готовы? Это не день, не неделя, не месяц и даже не год.

— Конечно! Я на всё готова, — делает она шаг к нему. — А ей больно? Сейчас?

— Ей плохо, — отвечаю я. — Ей чертовски плохо. Больно только во время приступов.

— О боже! — шепчет она, громко и прерывисто выдохнув весь воздух из лёгких, чтобы не заплакать. Но эмоции сильнее. — За что ей такое наказание? — голос дрожит, и мне хочется ее обнять. Утешить. Попросить прощения.

— Мария, не плачьте, — Царёв протягивает ей свой платок. — Можете брать Олега и дочь. Вам готовят палату номер пять. Можете сами дойти. Олег знает, где это. Но не смейте плакать! Всё будет хорошо с вашей дочерью! Я вам даю слово! Не показывайте девочке свои слезы. Это может усложнить ее лечение. В любой терапии важно спокойствие пациента и лишь положительные эмоции. А какое будет ей спокойствие, если ее мама плачет?

— Хорошо, — кивает она.

Даёт себе несколько секунд, чтобы убрать слёзы с лица, и оборачивается к Олегу. Показывает в сторону коридора, и вместе они скрываются в поисках палаты.

— Саш, — обращаюсь к нему я, когда вокруг становится совсем тихо. — Что там с девочкой?

— Та же разновидность, что и у тебя, — отвечает он сочувственно. И, облизнув губы, решается говорить прямо. — Скажи мне, что это случайность, Матвей. Что эта маленькая девочка — не твоя дочь.

— Моя.

— Бог мой!

— Я не знал! — злюсь на его осуждение. — Правда не знал! Несколько минут назад от Олега узнал о том, что моя бывшая родила всё же.

— А они вместе? — интересуется и сводит брови к переносице. — Твой сын и мать твоей дочери — они…

— Да.

— Олег не знает о твоём нарушении целибата? И с кем именно? — бьёт он словами, безошибочно попадая в цель.

— Да.

— Весело.

— Саш, спаси её, — прошу его. — Не повтори ошибку своего отца. Третьей могилы мне не нужно.

— В отличие от отца, у меня есть опыт, Матвей, — обиженно кидает. — И я сделаю всё, что в моих силах.

— Извини…

— Но дочь у тебя классная, старик, — позволяет себе улыбнуться и меня подколоть. — На тебя похожа. Но если ты словами кусаешь, то она зубками, — руку мне свою показывает с улыбкой. — Хватка твоя. Воронцовская, — подмигивает и уходит.

— Пап, — окликает меня Олег.

— Олег? — испуганно оглядываюсь.

Вдруг он что-то услышал из разговора с Царевым? Вдруг он теперь все знает? Не хотел бы, чтобы он сейчас и вот так узнал правду.

Олег возвращается ко мне через несколько секунду после ухода Саши. Царев ушел, оставив на моих губах улыбку от его слов.

Дочь на меня похожа!

Приятно, несмотря даже на то, что последним подлецом себя чувствую.

Я смерти ей пожелал! Машу отправил убить ее!

Но я просто не хотел ей того, что сейчас происходит. Малышке больно и страшно.

Я знаю.

Я сам это чувствую.

И всё же, несмотря на это, в душе тепло от мыслей, что в этом мире у меня есть продолжение в виде маленького солнечного комочка счастья. С огромными глазами и моим цветом волос. Тёмненькая.

— У меня к тебе разговор есть один, — отводит в сторону, подальше от медсестёр, которые выходят из кабинета. — Серьёзный.

— Где Маша?

— Они с Элей уже в палате, — отвечает он и мнётся.

Не решается задать мне интересующий его вопрос. Но судя по поведению Олега, он ничего не услышал из моего разговора с Царевым и так ничего и не знает.

— В общем, мы когда в больнице первой были, и