Книга 2. Война и мир Сталина, 1939–1953. Часть 1. «Наше дело правое», 1939–1945 - Андрей Константинович Сорокин

обсуждался в Ставке: «Было подробно доложено об обстановке на фронтах, о действиях союзников, их замыслах. Сталин сделал отсюда вывод, что Берлин мы должны взять в кратчайший срок; начинать операцию нужно не позднее 16 апреля и все закончить в течение 12–15 дней. Командующие фронтами с этим согласились и заверили Ставку, что войска будут готовы вовремя». Жуков, ознакомившись с планом, разработанным Генштабом, высоко его оценит, записав в своих воспоминаниях, что «он был подготовлен хорошо и полностью отвечал сложившейся в тот период оперативно-стратегической обстановке»[1682]. На этом же заседании, как будет вспоминать Штеменко, «начальник Генштаба счел необходимым еще раз обратить внимание Верховного Главнокомандующего на разграничительную линию между фронтами»:

«Было подчеркнуто, что она фактически исключает непосредственное участие в боях за Берлин войск 1-го Украинского фронта, а это может отрицательно сказаться на сроках выполнения задач. Маршал Конев высказался в том же духе… Сталин пошел на компромисс: он не отказался полностью от своей идеи, но и не отверг начисто соображений И. С. Конева, поддержанных Генштабом.

На карте, отражавшей замысел операции, Верховный молча зачеркнул ту часть разгранлинии, которая отрезала 1-й Украинский фронт от Берлина, довел ее до населенного пункта Люббен (в 60 километрах к юго-востоку от столицы) и оборвал.

Иван Степанович Конев

1945

[Из открытых источников]

— Кто первый ворвется, тот пусть и берет Берлин, — заявил он нам потом»[1683].

Похожим образом дебаты вокруг разграничительной линии опишет и Жуков, а вот позиция Сталина по вопросу о том, «кто первый ворвется» в Берлин, выглядит в его записи более основательной. «В случае упорного сопротивления противника на восточных подступах к Берлину, что наверняка произойдет, и возможной задержки наступления 1-го Белорусского фронта 1-му Украинскому фронту, — скажет Сталин, — быть готовым нанести удар танковыми армиями с юга на Берлин»[1684].

Жукова удивит отсутствие в Ставке на обсуждении Рокоссовского. Этот факт он объяснит тем, что 2-й Белорусский фронт должен был начать наступление четырьмя днями позднее. То обстоятельство, что 1-й Белорусский будет принужден поэтому «в первые, наиболее напряженные дни наступать с открытым флангом, без оперативно-тактического взаимодействия с войсками 2-го Белорусского фронта», судя по всему, немало беспокоило Жукова[1685].

Во исполнение разработанного в Ставке плана на следующий день — 2 апреля — Сталин направит командующему 1-м Белорусским фронтом Г. К. Жукову директиву «подготовить и провести наступательную операцию с целью овладеть столицей Германии городом Берлином и не позднее двенадцатого — пятнадцатого дня операции выйти на р. Эльбу»[1686]. 1-й Украинский фронт 3 апреля получит аналогичную директиву о нанесении удара южнее Берлина в направлении р. Эльбы и г. Дрездена, 2-й Белорусский — в Северо-Западном направлении. По воспоминаниям Рокоссовского, ему «задачу ставил лично Верховный Главнокомандующий». Рокоссовскому «запомнилась даже такая деталь: когда Сталин рассматривал нашу карту, он собственноручно красным карандашом вывел стрелу, направленную во фланг противнику. И тут же пояснил: „Так вы поможете Жукову, если замедлится наступление войск 1-го Белорусского фронта“»[1687]. В ходе развертывания заключительной фазы войны Ставке придется не раз менять согласованные планы, реагируя на меняющуюся обстановку на фронтах, причем Сталин будет прямо получать доклады от командующих, обсуждать их и принимать решения по предлагаемым мерам. Сталин при этом оставлял и необходимое пространство для самостоятельных решений командования фронтов. Такое решение об изменении группировки, изложенной в директиве Ставки, накануне наступления примет Жуков. Выслушав его доводы, Сталин сказал ему: «Действуйте, как считаете нужным, вам на месте виднее»[1688].

«Верховное командование, — резюмирует Жуков, — проводило в жизнь вариант удара широким фронтом»[1689].

16 апреля войска 1-го Белорусского фронта начнут наступление на Берлин, вслед за ними перейдут в наступление армии 2-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов.

Битва за Берлин имела очевидный политический подтекст. 1 апреля Черчилль напишет президенту США: «Русские армии, несомненно, захватят всю Австрию и войдут в Вену. Если они захватят также Берлин, то не создастся ли у них слишком преувеличенное представление о том, будто они внесли подавляющий вклад в нашу общую победу… поэтому я считаю, что с политической точки зрения нам следует продвигаться в Германии как можно дальше на восток и что в том случае, если Берлин окажется в пределах нашей досягаемости, мы, несомненно, должны его взять»[1690].

* * *

Освобождение временно оккупированной территории СССР поставит перед советским руководством новые задачи. 8 апреля 1944 г. ГКО примет постановление «О восстановлении охраны государственной границы Союза ССР на освобождаемых от войск противника участках и о сформировании 35 полков НКВД по охране тыла Красной армии»[1691].

Постановление ГКО СССР № 5584 «О восстановлении охраны государственной границы Союза ССР на освобождаемых от войск противника участках и о сформировании 35 полков НКВД по охране тыла Красной армии»

8 апреля 1944

[РГАСПИ. Ф. 644. Оп. 2. Д. 305. Л. 149–150. Подпись — автограф И. В. Сталина]

18 мая будет издана директива НКВД о задачах войск, задействованных в охране тыла. Одной из важных задач будет определена борьба с мародерством на территории иностранных государств. Личному составу требовалось разъяснить «недопустимость какого-либо ущемления жизненных интересов местного населения, а тем более оскорбления его религиозных чувств»[1692]. Охране тыла и коммуникаций действующей армии будет посвящено еще одно решение ГКО — от 18 декабря 1944 г., на этот раз специально относительно территорий Восточной Пруссии, Польши, Чехословакии, Венгрии и Румынии [1693].

Оккупация территории государств противника будет неизбежно сопровождаться нарушениями воинской дисциплины, актами насилия по отношению к гражданскому населению Германии и Австрии, других государств со стороны личного состава действующих армий союзных держав и во всех зонах оккупации — американской, британской, советской, французской[1694].

Сталин вполне отдавал себе отчет в существе этой проблемы и даже озвучивал ее публично в тех аудиториях, где рассчитывал найти понимание. Так, на обеде, который он дал в честь президента Чехословацкой республики Э. Бенеша 28 марта 1945 г. в ответ на славословия по адресу Красной армии, он согласится с тем, «что это действительно доблестная, храбрая и славная армия, но она, — подчеркнет Сталин, — имеет еще много недостатков». Ее бойцы, продолжит советский вождь, «считают себя героями и думают, что они могут позволить себе излишества. Они считают, что им простят эти излишества потому, что они герои. Они прошли под огнем неприятеля большой и тяжелый путь, и каждый из них думает, что, может, завтра его