Книга 2. Война и мир Сталина, 1939–1953. Часть 1. «Наше дело правое», 1939–1945 - Андрей Константинович Сорокин

который до сих пор не слишком афишируется, — о депортации немцев. Названо это будет «упорядоченным перемещением немецкого населения» из Польши, Чехословакии и Венгрии. Основные массы депортируемых, исчислявшиеся миллионами человек, прибудут на запад Германии именно из тех областей, которые было решено передать Польше.

Другим важнейшим итогом станет решение о подготовке судебного процесса над главными военными преступниками. В ходе проработки этого вопроса еще 22 марта Политбюро ЦК ВКП(б) примет постановление «О советском представителе в Комиссии по выработке проекта устава Международного суда»[1732]. 8 августа в Лондоне будет достигнуто соглашение между правительствами СССР, США, Великобритании, Франции о создании Международного военного трибунала для суда над главными военными преступниками и принят его устав. 5 сентября Политбюро примет постановление «О мероприятиях в связи с предстоящим процессом в Международном военном трибунале»[1733], полномочия специальной комиссии будут определены еще одним решением Политбюро от 21 октября[1734]. Процесс откроется в Нюрнберге 20 ноября 1945 г.

Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «О мероприятиях в связи с предстоящим процессом в Международном военном трибунале»

5 сентября 1945

[РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 163. Д. 1463. Л. 104. Подпись — автограф И. В. Сталина]

* * *

В рамках нашего повествования невозможно, к сожалению, с должной полнотой осветить все перипетии конференции. Однако на нескольких моментах, которые не нашли отражения в заключительных документах, мы все же остановим внимание читателя.

На первой же встрече 17 июля, еще до начала общих заседаний, президент США Г. Трумэн скажет Сталину, что «США ожидают помощи от Советского Союза» в войне против Японии. Сталин подтвердит, что «Советский Союз будет готов вступить в действие к середине августа и что он сдержит свое слово»[1735]. Как хорошо известно читателю, эти договоренности уже очень скоро будут реализованы на полях сражений.

На конференции в Потсдаме также обсуждались вопросы мирного урегулирования отношений со странами, воевавшими на стороне Германии, — Италией, Болгарией, Венгрией, Румынией и Финляндией — и подготовки мирных договоров. Сталин займет ярко выраженную проактивную позицию в отношении тех стран, которые, как ему показалось, попали в советскую сферу влияния. Не раз накануне конференции Сталин обратится к союзникам с предложением возобновить дипломатические отношения с этими странами[1736].

Будет поставлен этот вопрос и в ходе Берлинской конференции. Причем особенно Сталин будет настаивать на скорейшем восстановлении дипотношений с Финляндией. Когда министр иностранных дел Великобритании Э. Бевин предложит компромиссную формулу, а Сталин согласится, сказав: «Хорошо. У советской делегации больше нет поправок», — Бевин с облегчением воскликнет: «Ура!», а «общий смех» в зале заседаний разрядит обстановку[1737].

Особое отношение Сталин продемонстрирует к режиму генерала Франко в Испании. Советская делегация внесет предложение «порвать всякие отношения с правительством Франко». Сталин постарается дать развернутую аргументацию советским предложениям, упирая на то, что «режим Франко был навязан Гитлером и Муссолини и является их наследием»[1738]. Черчилль продемонстрирует принципиальное неприятие советской позиции. «Испания — это страна, которая не была вовлечена в войну и не является страной-сателлитом, — скажет британский премьер, — она также не была освобождена союзниками, мы не можем поэтому вмешиваться в ее внутренние дела». Так что «возможность испанскому народу создать такой режим, который соответствует его воле», будет предоставлена не волей лидеров трех держав, а благодаря внутренней эволюции режима Франко, которая займет следующие 28 лет.

Личное послание И. В. Сталина Г. Трумэну о возобновлении дипломатических отношений с Румынией, Болгарией и Венгрией

22 июня 1945

[РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 372. Л. 50. Резолюции — автографы В. М. Молотова и А. Я. Вышинского, подпись — автограф И. В. Сталина]

Участники конференции также обменялись мнениями по вопросу восстановления государственной самостоятельности Австрии. Сталин поставит перед союзниками вопрос о распространении юрисдикции Временного правительства Карла Реннера на всю территорию Австрии[1739]. В конечном итоге это и произойдет.

В отношении Польши, помимо ее территориального расширения, Сталин сделает попытку добиться ее включения в члены Репарационной комиссии, но не найдет поддержки у союзников[1740].

Особое место среди государств, попавших в зону пристального советского внимания, занимала Югославия. Партизанские отряды, а затем и Народно-освободительная армия Югославии под руководством И. Броза Тито с момента вторжения вермахта не прекращали вооруженной борьбы против оккупантов, сыграв неоценимую роль в освобождении территории страны. Прокоммунистическая ориентация Тито и его окружения внушали Сталину надежду на обретение мощного форпоста на Балканах. В переговорах с союзниками до Берлинской конференции и в ее ходе он последовательно прикрывал Тито от критики со стороны союзников, отстаивал территориальные претензии Югославии. Во весь рост эта проблема будет обозначена британской делегацией и полемически заостренным выступлением Черчилля, который заявит, что «положение в Югославии не оправдывает наших надежд, выраженных в декларации Крымской конференции». Администрация Тито, скажет британский премьер, «установила строго контролируемый партийный режим, поддерживаемый политической полицией, печать также контролируется, как в некоторых фашистских странах». Сталин даст прямо противоположную оценку, заявив, что «решения Крымской конференции выполняются маршалом Тито полностью и целиком». Сталин предложит пригласить представителей конкурирующих политических сил Тито и Шубашича, однако президент Трумэн будет последовательно возражать против вовлечения в работу лидеров трех держав представителей других государств. «Тогда придется вопрос снять», — резюмирует Сталин[1741]. В этом контексте станет лучше понятна подоплека более поздних событий, которые приведут к разрыву отношений двух лидеров и двух государств — Союза ССР и Югославии. Понятнее станет и обостренная эмоциональность реакции советского лидера на поведение Тито: Сталин сочтет его не просто проявлением нелояльности, а поистине ударом в спину, которой он так старательно прикрывал самого Тито и его режим от прессинга со стороны англо-американских союзников. О том, насколько эта реакция была обоснованной, читатель сможет судить по последующим параграфам этой работы.

* * *

Турецкий вопрос, который, как помнит читатель, занимал немалое место в геополитических проектировках советского руководства с довоенных времен, в полный рост встанет и на Берлинской конференции.

Сталин поставит вопрос «о восстановлении границы, которая существовала до Первой мировой войны». «Я имею в виду, — скажет он, — район Карса, который находился до войны в составе Армении, и район Ардагана, который до войны находился в составе Грузии». На конференции не оказалось человека, который мог бы напомнить Сталину, что он был в числе тех советских руководителей, которые отдали две названные области турецким инсургентам в надежде обрести союзника и обрушить султанский режим в Турции и версальский послевоенный порядок на Востоке в целом. Но и без того